Роман без героя

Немцы очень смеялись (видать, выпили), играли на губной гармошке «Катюшу». Кум Василия Харитоновича, сдерживая кидавшуюся на Разуваева собаку, шел сзади и подталкивал кума прикладом. Да так толканул в спину, что Василий Харитонович упал в снег, окропив его своей кровушкой. Обернулся к нам и подал знак: покачал головой. Мол, сидите тихо!.. Не выдавайте себя ничем, хлопцы».

Я здорово струхнул, когда на нас вдруг и эта черная сука Вара обернулась. Глаза желтые, как у ведьмы какой, мокрым носом повела… Ну, думаю, учуяла наш лесной дух. Сколько раз хотели на базе баньку срубить, чтобы пот со всей заразой выпаривать, так нашлись умники: «Не первоочередная стратегическая задача…». А для нас эта задача в Хлынино чуть не стала последней в жизни.

Но Вара, слава Богу, нас не учуяла. Нашего командира подвели к березе. Маркел ловко закинул пеньковую веревку на сук, где, как я понял по кольцам, вешали когда-то качели или тушу поросенка. Хороший такой сук, крепкий. Шнурок поставил бочонок на попа. И прикладом загнал на бочонок Василия Харитоновича.

«Ну, спасибо, кум, за теплый приём… – говорит ему товарищ Разуваев. И, оборачиваясь в нашу сторону, кричит: – Смерть немецким оккупантам и их прихвостням! Я никого не выдал, погибаю по своей глупой наивности и вере своей…».

Это, как мы поняли, начальник разведки «Мстителя» для нас кричал. Чтобы мы базу не меняли. Не выдал, сокол. К тому же тельняшка его подвела – немчура очень матросиков не любит, «черной смертью» их прозывает и вешает так же, как евреев и коммунистов.

Василия Харитоновича вздернули, а мы так и остались лежать с открытыми ртами. После всего увиденного страшно было даже пошевельнуться.

Когда Разуваев язык изо рта вывалил, немцы в хату ушли – допивать шнапс, наверное. А Шнурок веревку обрезал. Подозвал пса. И этот зверь-людоед на наших глазах обглодал Василию Харитоновичу все лицо.

От ужаса мы бросились по снежной целине к лесу. Чтобы доложить о случившемся».

Глава 31

НАРОДНЫЙ ЛЕКАРЬ ВОДЯРА

Из партизанского дневника Фоки Лукича

20 января 1942г.

База отряда «Мститель».

Сегодня в 11 час. 27 мин. на базу прибыла подвода, груженая продуктами питаниями, собранными Водянкиным по окрестным деревням и селам. Столько продовольствия продотряду Вениамина Павловича не удавалось привозить никогда. Думаю, что разгром немецко-фашистских полчищ под Москвой, до которой от наших мест всего 862 версты, значительно воодушевил местных крестьян и всех тех, кто не эвакуировался из зоны оккупации.

Водянкин приписывал «богатый улов» исключительно своему умению найти человеческий контакт с населением. Он, по своему обыкновению, был уже с утра «выпимши», то есть пребывал в самом что ни есть благостном расположении духа.

Парафраз Водянкина, наверное, невозможно передать на бумаге. Но я попробую все-таки. Ибо этот русский тип, несмотря на некоторые нравственные изъяны поведения, в целом, по-моему, представляет собой натуры цельные и одаренные. Таких «Водяр», как Водянкин, я встречал за свою жизнь немало. Они, разумеется, не костяк нации. Но очень важный хрящ, соединяющий весьма важные кости скелета общественного организма. Без такой соединительной ткани «скелет» не будет достаточно подвижен и гибок.

– Хлеба привез? – хмуро спросил улыбающегося Водянкина Петр Ефимович, могучим плечом оттесняя напиравших на хлебную подводу партизан..

– Привез, командир! – сиял Вениамин Павлович. – И хлеба, и пшена, и картох, и сальца трошки, и гороха немножко… И даже водочки! Для молодочки!

Комиссар Карагодин ревностно следил за тем, чтобы голодные «мстители» не растащили продовольственный запас. Партизанская соловая⁵⁰, похрапывая, пускала пар их раздутых ноздрей, равнодушно оглядывая ликовавшую толпу.

– Как же удалось, Вениамин Палыч!?. – радовались боевые товарищи.– Прежде пусто, а нынче – густо…

– Так зоринский староста, почитай, всё свое хозяйство мне за свое чудесное выздоровление и отвалил, – распутывая веревки, ответил начпрод. – Что может быть дороже последнего здоровья у любого человека?

– А ты, что, доктор?

– И лекарем станешь, коль жрать захочешь…

– Этот скряга Матюха тебе аж пять мешков хлебушка погрузил? Да брешешь, небось… – не верили партизаны. – Мы к нему с пасадскими в сад ходили по яблоки. Так солью по нам палил. Удавится и за кислятину… А тут – хлеб да сало. Чудеса в решете.

– Вот, вот, тот самый Матюха, – кивал Водяра товарищам. – Старостой заделался, можно сказать, по воле самих зоринцев. Боле кандидатуры не сыскали. Он, правда, на советскую власть в обиде. Это все знали. За то, что мыши в колхозном амбаре, кило три зерна сожрали, три года за колючкой парился человек. Но человеком остался. Ни перед кем не холуйничал – ни перед слободскими и краснотырскими начальниками, ни пред немцем на задних лапках не стоял. Самостоятельный, словом, мужик. Но за колючкой Матвей кишечную болезнь схлопотал от плохо сваренной картошечной кожуры.