Роман без героя

Только всё торопил:

– Чё ж ты, Лукич, раздумываешь? Это не простуду травками лечить… Палить партизанские хаты будут…

Я распорядился, чтобы Клим по тревоге поднимал отряд. Всех мужиков, кто покрепче. И чтобы взяли весь арсенал: винтовку Мосина с пятью патронами, три охотничьих ружья, ржавую казацкую саблю, которой Гандониха рубила капусту. Короче – всё имеющиеся в наличие оружие. У кого такового вообще нет, то я приказал взять топоры, ножи и даже колья. Партизанское оружие в бою добывается.

Никто из партизан возвращению Клима не удивился. Его команды воспринимались, как должное. Только Николай Разуваев отказался отдать Захарову охотничье ружье, передав его Водянкину: мол, раз пальнуд уже – и под партизанскую «тройку» угодил… Пусть уж лучше у старого рубаки находится. Надежней будет.

Начпрод взял на себя командование первым взводом «мстителей». Второй взвод, прикрывавший первый, остался под моим командованием.

Собрались по-военному быстро. К моему удивлению молодые ребята рвались в бой. И это несмотря на скудное вооружение и почти отсутствие боеприпасов. Водянкин продемонстрировал мне бутылку с зажигательной смесью, предназначенную для уничтожения танков. Сказал, что раздобыл в последнем продовольственном рейде. Поменял на старые валенки у какого-то окруженца, прибившегося к молодой зоринской вдовушке. Весьма своевременное приобретение.

К селу Хлынино подошли со стороны леса. Благо, дом, у которого стоял немецкий грузовик, был крайним от леса. Шестеро немцев лопатами откидывали снег с дорожного заноса. Шофер, повозившись с мотором, наконец-то захлопнул капот. Доложил старшему, что можно ехать. Солдаты в боевой амуниции, с оружием, попыхивая сигаретами, забрались в открытый кузов грузовика. Грубовато шутили, нервно посмеиваясь. Кто-то дунул в губную гармошку, но на него зашумели товарищи. Музыки больше не слышалось.

Со своего наблюдательного пункта мне было хорошо видно, как с бутылкой в руке, резво работая локтями, пополз к машине Водянкин. Ружье он передал Климу, чтобы Захаров прикрыл «бомбилу».

В следующий момент зашипел запал, и бутылка полетела в машину. Хлопок – и грузовик вспыхнул факелом. Из кузова на снег с криками стали вываливаться горящие солдаты. Взводный командир, выскочив из кабины, сделал несколько выстрелов из пистолета и побежал к дому. Но Захаров уложил офицера метким выстрелом из старого ружья.

Заработала и винтовка Тарасова. Раздались выстрелы с нашего левого фланга. Раненых немцев уже добивали почти в упор. У дома с темными окнами всё на минуту стихло. Потом взорвался бензобак грузовичка, и огонь перекинулся на деревянные хозяйственные постройки, подбираясь к самому дому. Кто-то из ребят сказал: «Дом-то – Шнурка! Не тушите, пусть горит синем пламенем».

– Вперед, ребята! – уже махал с дороги Клим партизанам, рассматривая следы на снегу. – В Слободу мотоциклетка ушла… Успеть бы.

Разгоряченные боем, опьяненные радостью первой победы над страшным непобедимым врагом, партизаны бросились за Климом.

– Не так ходко, хлопчики!.. – умолял Вениамин Павлович. – Мое сердце крепко подорвано паленым самогоном Гандонихи… Сбой поршень дает.

Партизаны только посмеивались и подбадривали своего героического начпрода. Тарас пошутил:

– А разве ты, Водяра, не ее самогонкой фрицев спалил?

Ребята дружно грохнули смехом. Сил после боя прибавилось.

Кто-то из партизан обернулся, протянул, глядя на освещенную околицу Хлынино:

– Вона как полыхнуло, отсюда аж зарить⁵²…

Я сам чувствовал, как страх, заполнявший наши души первые месяцы войны, постепенно освобождал место надежде и вере. Вере в свои силы. В себя. А значит, в общую победу. И еще оставалось место для любви – самому сильному и страстному человеческому чувству. И чем больше любовь была к своим очагам, этим неприхотливым печам в деревянных избах, березам под окошком, полноводным рекам и речушкам, полям и лесам, тем сильнее выступала в лихую годину обратная сторона этой любви – ненависть к пришлому врагу этой загадочной, непостижимой для любого чужеземца своей внутренней «аномальностью» земли Русской.

Глава 34

ПРИСНЫЕ⁵³ ЛЮДИ

Из партизанского дневника

Пустышь– Корень.

Партизанская база.

Ничто так не разделяет, но и не сплачивает русских людей, как борьба со смертельным врагом. Эта приснопамятная, как говаривал в своих проповедях слободской батюшка отец Василий, история, наверное, заслуживает былинного героического зачина. Но моя каждодневная суета, вечные отвлечения от этих записок, скудный литературный дар потомственного лекаря с немецкой фамилией не дают мне реальной возможности передать великого единения народа. Этих простых людей, сплотившихся в своем священном порыве не пустить ворога в свои слободы и городки, к своим не хитрым, но священным семейным очагам – русским печам, размерами которых так удивлялись еще наполеоновские солдаты. Не быть русскому человеку под чужеземным игом. Своих еще стерпим-слюбим как-нибудь. До поры до времени. Но чтобы чужого!..