Роман без названия. Том 2

Из Красноброда, несмотря на воззвание, никто не прибывал. Там заняты были свадьбой Мани, весенним посевом, а Вильно таким им казался далёким, а болезнь такой подозрительной, а смерть такой невозможной! Итак, одинокий Станислав, брошенный в добычу болезни, страдал и даже некому было заглянуть к нему из сострадания. Старый Брант плакал потихоньку, но не хотел отравить ему часов сожалением и разворачивал мысль от страдания неловкой иногда развязностью.

Редко пани Бжежнякова, ещё реже Мария, приходили его навестить, но когда его состояние начало ухудшаться, Мария сдержаться не могла, не зная, что с ним делается, и, ни на что уже не обращая внимания, стала целые часы проводить в его доме, несмотря на слёзы и предостережения матери.

Она читала ему для развлечения, забавляла его мягким разговором, весёлыми полусловами даже, потому что героизм поднимался аж до жертвы собственной грусти, даже до того, что прикидывалась весёлой, хоть каждую улыбку горько оплакивала в углу. Не понял ли Станислав в этом сердца, с таким посвящением бьющееся для него, или того, что чувствовал, показывать не хотел, не знаю; но слеза не раз украдкой выскользнула у него из-под век, и он начал смотреть на Марию с благодарностью и заинтересованностью, и как ребёнок по няне, привыкший к её стараниям, скучал по ней, неспокойный, когда в запланированное время он не слышал шелеста её платья.

Она его так хорошо понимала! Её сердце так согласно билось с его сердцем! Но для любви, для любви – уже было слишком поздно, потому что смерть приближалась.

На грусть или на радость несчастной Марии почти у заката жизни Станислав так начал меняться, из бесчувственного становясь всё более привязанным, всё более сердечным к ней. Казалось, что полностью забыл Сару, что любил её как сестру, а может, больше, чем сестру.

Пани Бжежнякова ломала руки.

– А! Разве всё на свете должно приходить слишком рано или слишком поздно? – восклицала она потихоньку. – Разве нет средств спасения?

А Брант, кивая медленно головой, отвечал:

– Нет спасения! На это нужно чудо…

Сара тем временем пребывала в Вильне и собирала обильный урожай аплодисментов. Станислав исчез с её глаз и, казалось, сначала она не обращает на это внимания, но кто же поймёт сердце? Кто поймёт такую женщину, как она? Порой её охватывало сильное беспокойство, и однажды побежала, как Станислав, поглядеть на ту комнатку на чердаке, где родилась их любовь, опустилась на колени на пороге её, заплаканная, потому что пустота этого холодного чердака была как бы пророчеством пустоты её будущей жизни.

Она, должно быть, знала, что делалось с Шарским, потому что, когда он начинал себя чувствовать всё хуже, она вбежала однажды завуалированная к Бранту и испугала его, прямо подбегая к стулу и хватая за руку.

– Доктор! – воскликнула она. – Скажи мне, что с ним делается? И говори правду, не жалея меня.

Брант вырвал руку и отскочил от неё с презрением, которого не утаивал, в молчании указал на дверь.

Израильтянка болезненно рассмеялась, жестоко, и заслонила глаза.

– Слушай! – воскликнула она прерывистым голосом. – Ты один всё-таки должен знать, что я не лжива! Ты видел, что делалось со мной! Как несчастная судьба метала и пятнала! Ты хотел бы, чтобы я ему отдалась, чувствуя себя недостойной этой чистой любви, чтобы за золотые сокровища его я заплатила ему ржавой медью? Нет! Нет! Этого сделать я не могла! На это кощунство содрогалось моё сердце! Я его люблю! Я схожу с ума от боли! Я специально везла за собой любовника, чтобы от себя отвратить, чтобы ко мне приступить и запятнаться он не мог, чтобы стал как призрак между нами!

– Женщина! Но ты его убила! – закричал доктор.

– Убила! – повторила, ломая руки, Сара. – Я убила его!

– Он умирает, он умирает по твоей причине…

– Умирает! – тем же дивным голосом повторила израильтянка.

– Умрёт! – воскликнул доктор. – Сегодня, завтра, не знаю, когда, но смерть висит над ним неизбежная.

Женщина опустила голову, как приговорённая к смерти.

– И я умру, – сказала она потихоньку, – и я умру!

Через мгновение она подняла голову и спросила:

– Но где же он? Что с ним делается? Вы вывезли его в деревню? Кто с ним? Наверное, та… та…

– Да, – быстро прервал доктор, желая закончить неприятный разговор, – да, и он её любит, но эта любовь ему только быстрей сегодня могилу откроет…

– Он её любит? Нет! Он не любит её! – прервала Сара. – Он любить не может…

Брант пожал плечами.

– Не хочу его видеть, – буркнула Сара, – не хочу отравить последних минут, пусть протекут у него так сладко, как те, воспоминание которых я ношу в сердце… Но, ради Бога, доктор, только ещё раз, украдкой, если бы хоть поглядеть на него могла, хоть взглядом издалека попрощаться!

Брант вскочил, возмущённый.

– А это уже постыдное самолюбие! – прикрикнул он. – Не достаточно тебе жертвы, женщина, хочешь видеть, как она умирает.

Слёзы блеснули в глазах Сары; замолчала, заколебалась и вышла, не говоря ни слова.