Вишневский был ярым врагом Булгакова (Е.С. Булгакова называла его одним из «главных травителей» писателя). Булгаков считал его закулисным убийцей своего «Мольера» и одним из виновников «катастрофы 1936 года». Давая фамилию своему персонажу, писатель обыграл в ней название лавровишневой воды, получаемой путем перегонки с водой горьких миндальных косточек и лавровишневых веточек. В больших дозах эта вода смертельна из-за присутствия в ней синильной кислоты. Ненависть к Булгакову побудила Вишневского в 1931 г. написать ряд газетных статей-доносов, обрисовывающих писателя как классового врага и белогвардейца. В письме к 3. Райх от 11 января 1932 г. Вишневский, в частности, писал: «Я болен поисками, мне надо писать. Кричать, давить глотку Эрдмана и Булгакова» (Эрдман 1990: 289). Вишневский же добился того, что Большой драматический театр в Ленинграде отказался ставить разрешенную Главреперткомом и принятую было к постановке пьесу Булгакова «Мольер», заменив ее пьесой революционного драматурга. Позже, в 1932 г., продолжая травлю Булгакова, Вишневский злонамеренно и безосновательно связал «Дни Турбиных» с известным политическим «делом Рамзина» (т. н. процесс Промпартии).
фокстрот с кощунственным названием «Аллилуйя» (еврейское hallelujah означает «хвалите Господа») — джазовое произведение американского композитора В. Юманса, модного в 1920—1930-е гг., упоминается в романе трижды и является частью насыщенного музыкального кода МиМ. Первое время после появления джаза реакция на него в СССР была резко негативной, ибо джаз воспринимался как «порождение деградирующей буржуазной культуры» и связывался прежде всего с США. Известный критик Эм. Бескин писал, в частности, что фокстрот — «…танец „заката Европы“. Упадочнический. Весь проникнутый скепсисом. Извращенной сексуальностью капиталистического города. Эротикой замочной скважины. Кокаином. Танец, лишенный всякой бодрости. <…> танец <…> дегенерирующего буржуа. „Рожденный ползать“ между столиками западноевропейских баров и ресторанов, он ни на какой „взлет“ не способен. Пусть там и остается» (Бескин 1926).
В 1931 г. Главрепертком издал документ, в котором предлагал вести активную кампанию против псевдоцыганских песен, бульварных романсов и особенно против фокстрота, распространявшегося посредством граммофонных записей, мюзик-холлов и варьете, радио и кино. Известен случай, когда 32 такта фокстрота были разрешены при исполнении оперетты — «для характеристики отрицательного действующего лица» (Лесскис 1999: 305). В 1933–1934 гг. современникам казалось, что в стране наступает разрядка напряженной обстановки. Ее знаком стала огромная популярность джазовой музыки, а в 1937 г. ситуация изменилась настолько, что был создан государственный джаз-оркестр.
Мотив фокстрота «Аллилуйя» в МиМ связан с близкой аранжировкой темы в другом булгаковском произведении — пьесе «Блаженство» (Кушлина, Смирнов 1988, Смирнов 1991). В «Блаженстве» звуки этого фокстрота, раскатами несущегося над площадью по случаю Первомая, — важнейшая примета сатанинского пространства и бесовства, охватившего Москву. Первый раз на страницах МиМ кощунственный фокстрот звучит в сердце литературного мира столицы — в Доме Грибоедова «ровно в полночь» и оказывается, таким образом, одним из знаков «нечистого» пространства.
В архиве Булгакова сохранились ноты фокстрота «Аллилуйя», изданные в 1929 г., с пометой Е.С. Булгаковой на обложке: «Упоминается в МиМ и в пьесе „Блаженство“. Булгаков часто играл его» (562-54-24).
возможно, имелся в виду очень популярный джаз-оркестр А. Цфасмана, часто исполнявший фокстрот американского композитора в летнем кафе
имя писателя ассоциируется с протоиереем Андреевского собора в Кронштадте, Иоанном Кронштадтским (И.И. Сергеев, 1829–1908), великим чудотворцем, автором книг «Правда о Боге, мире и человеке» /1899/; «Богопознание и самопознание, приобретаемые из опыта» /1900/; «Мысли христианина» /1905/).
Однако у Булгакова, по всей вероятности, оно связано с писателем Всеволодом Вишневским как автором сценария, по которому был создан кинофильм «Мы из Кронштадта» (1936), и романа-фильма «Мы, русский народ» (1938). Примечательно, что Иоанн Кронштадтский был почетным членом черносотенного «Союза русского народа».
Ироническое авторское отношение к персонажу выразилось в его характеристике в 3-й редакции — «самородок Иоанн Кронштадтский» (562-6-5-79, 80).
в восьмой редакции (562-10-2-73) есть фраза: «за соседним столиком чье-то бычье лицо с налитыми кровью глазами», тут же вписано и зачеркнуто: «Лавровича?».