Роман межгорья

— Никаких дискуссий! Этим вы блестяще занимались в Намаджане с доктором Храпковым. Строительству нужны энтузиасты! Довольно дискуссий, сдавайте дела…

— Я руковожу работами на наклонном туннеле, должен к пятнице…

— Туда я направил инженера Долидзе. Вы совсем освобождаетесь от работы на строительстве!

— Это… неслыханно. Я обжалую в Совнарком, в ЦК!..

Мухтаров повернулся, взял под руку Мациевского и ушел прочь. По дороге он говорил:

— Немедленно же возвращайся вместе с ним в отдел, тотчас гони его оттуда!.. Вот приказ по управлению, пускай бухгалтерия сегодня же произведет с ним расчет… Там у него есть еще секретарь… Молокан. Уволить!..

А когда Синявин по приказу Мухтарова под вечер пришел на главное сооружение, там об инциденте с Преображенским никто даже ни разу не вспомнил. Синявин приехал сюда на дрезине по узкоколейке и, как следователь, придирался ко всему, собственными глазами осмотрел, руками ощупал, пробовал крошить упругий бетон и, улыбаясь, расспрашивал рабочих, инженеров. Проверив качество работы, со спокойной совестью информировал Мухтарова о полной готовности головы канала.

Так приближался торжественный день.

XVII

Расстроенный Преображенский, возвращаясь на дрезине в уч-каргальскую контору, ерзал на сиденье. Инженер Мациевский сидел в стороне. Только сегодня по вызову Мухтарова прямо из больницы он прибыл на главное сооружение канала. Он бледен, но на его лице никаких признаков беспокойства. Порой он жмурился, когда дрезина круто огибала громады гор или ныряла в полутуннель с нависшим, угрожающе острым потолком. Мациевский не проронил ни слова. Как видно, он не имел желания разговаривать с Преображенским.

«Чувствует ли он мои переживания или и в самом деле толстокожий дуб?» — подумал Преображенский. Но визг дрезины, отдававшийся эхом в горах, и резкий встречный ветер отбивали у него охоту разговаривать с Мациевским.

В просторный кабинет уч-каргальской строительной конторы Мациевский вошел следом за Преображенским. На пороге кабинета он оглянулся и крикнул дежурному:

— Срочно пригласите в кабинет товарища Молокана!

— Заботитесь о свидетелях? — спросил Преображенский, подойдя к большому столу, на котором в идеальном порядке были разложены пачки чертежей, письменные приборы, полевой бинокль.

— Наоборот, Виталий Нестерович. Я увольняю и Молокана…

Это поразило инженера. Он никак не мог овладеть собой. В дрожащих руках звенели ключи. Он тихо спросил:

— И Молокана?

— Да. А вот и он. Вы не беспокойтесь — акта о сдаче и приеме дел составлять не будем. Единственно, о чем я вас попрошу, — заберите со стола все то, что принадлежит вам, а с остальным я сам разберусь… Товарищ Молокан! Вы здесь работали секретарем отдела или как?

— В аккурат… Собственно, я помогал Виталию Нестеровичу в переписке, да и по другим графам конторских поручений. Вам что-то нужно, Виталий Нестерович?

— По графе увольнения… — ответил Преображенский, криво улыбнувшись.

— Меня Мухтаров назначил начальником строительной конторы, товарищ Молокан, и я освобождаю вас от работы. Бумаги передайте машинистке, — пояснил ему Мациевский.

— А где приказ? — Нотка протеста прозвучала в этом вопросе Молокана.

— Приказ будет!.. Хорошо, Виталий Нестерович. Это и все ключи?

— Все… Ключ от строительства… у узбека… у Мухтарова! Я могу идти куда глаза глядят? Как ненужного пса выгнали со двора. Кто, как не я, начинал это…

Мациевский, сидя уже за рабочим столом, жестом остановил Преображенского.

— Все мы вместе начинали, оставьте, Виталий Нестерович, будьте мужчиной!.. С претензиями прошу обращаться к Мухтарову, в Совнарком, куда хотите. До свидания, — протянул он руку на прощанье. Но Преображенский не пожал ее. Только исподлобья поглядел сбоку на нее, на ошеломленного Молокана и, как буря, вылетел из кабинета.

Дверь хлопнула и снова открылась. Молокан торопливо подбежал к двери и тихо притворил ее. Он, не выпуская дверной ручки, обратился к Мациевскому, который уже открывал верхний ящик стола:

— А все же я, как опытный канцелярист, советую вам составить опись и заактировать все документы, имеющиеся в столе! Это никогда и никому не повредит, но по всем графам себя оправдает…

— Вы, товарищ Молокан, уволены.

— Опись документов я мог бы составить, скажем, за счет моего вчерашнего служебного времени, товарищ Мациевский…

Мациевский только мгновение подумал, потом закрыл ящик и запер его.

— Хорошо, я вас послушаю, за счет вашего вчерашнего служебного времени. А сегодня немедленно передайте бумаги и уходите.

— За Преображенским?

Этот странный человек еще иронизирует. Мациевский пристально вглядывался в лицо Молокана. Пожилой, широкоплечий мужчина смотрел на него, и в его глазах светилось столько ума, человечности, что Мациевский хотел пригласить его сесть, пускай бы рассказал ему обо всем, что таилось на душе. Но тут же он отогнал от себя эту мысль и углубился в бумаги. Разговор был окончен.

Молокан так же молча вышел из кабинета, плотно прикрыв дверь.

«Враг или даже оскорбленный так не будет вести себя», — подумал Мациевский, уже подходя к телефону, чтобы разыскать Лодыженко.

XVIII