Роман межгорья

— Ну так что же! Я дам Мациевскому рекомендацию. Ты дашь… Он инженер, энергичный работник, честный советский человек. Поезжай к железнодорожникам на узел, поговори с ними, посоветуйся в обкоме… Мациевский у нас работает на изысканиях. Ему можно будет поручить еще и уч-каргальскую контору…

Касимов повез в центр протоколы и выводы комиссии. Через несколько дней туда же вызвали и Мухтарова. А оттуда он поехал в Москву. Окончательного решения союзного ЦИК ждали со дня на день.

В намаджанской конторе инженер Синявин набирал рабочих и следил за проектированием. Преображенский весьма старательно, даже с вдохновением, стал помогать Синявину, и тот охотно принял эту энергичную помощь. Квалифицированный инженер рвется в бой — зачем же держать его в простое?!

Когда Мухтаров вернулся из Москвы и зашел в кон-гору, он застал там Преображенского, одетого в рабочий комбинезон. Тот напористо и по-деловому отчитывал техника, только что вернувшегося из Голодной степи.

— Ну, что вы привезли? У инженера Мациевского есть все нивелировочные данные, касающиеся левого крыла степи вплоть до подножия гор. Вас же за этим и посылали. А вы что привезли?

— Продольный разрез будущей трассы, товарищ Преображенский.

— Да знаете ли вы, или я, иль кто-нибудь другой, где будет проходить эта трасса? «Продольный разрез будущей…» Сегодня же поезжайте еще раз… А, товарищ Мухтаров, здравствуйте. С приездом вас… Мы вот здесь гадаем с техником, где будет проходить трасса магистрального канала, и немного поспорили.

— Слыхал. Правильно говорите, товарищ Преображенский.

В нерабочие часы Преображенский сильно скучал в Намаджане. Жил он в гостинице один, не требовал квартиры, не привозил из Ташкента на постоянное местожительство жену. Соня приезжала на свидание с мужем. Обычно останавливалась она в Намаджане у Храпковых, а к мужу лишь наведывалась во время работы. Однажды она остановилась и в гостинице, ибо намеревалась уговорить своего мужа сопровождать ее до Самарканда на экскурсионную прогулку; одна она не отваживалась ехать. В начале весны она приезжала навестить свою сестру Любовь Прохоровну, которая уже была в положении. После этого визита отношения Преображенских и Храпковых, до сих пор «официально родственные», стали более близкими. Любовь Прохоровна так и подумала, что Соня приезжала «вводить Виталия Нестеровича в круг друзей Евгения Викторовича».

Правда, Преображенский чаще всего приходил в дом Храпковых именно тогда, когда Евгения Викторовича не было дома; очевидно, ему было приятно проводить время в беседах с Любовью Прохоровной.

— У меня не муж, а какой-то непоседа, извините меня, Виталий Нестерович. Из дому уходит рано, а возвращается поздно… — как-то, между прочим, сказала Любовь Прохоровна Преображенскому, явно намекая на нетактичность подобных посещений. Но Преображенский не смутился.

— А мне, знаете, прелестная Любовь Прохоровна, очень приятно проводить время именно с вами. Соня мне столько рассказывала о вашем чутком сердце, и я убедился, что она еще не знает всей глубины вашей душевной красоты. Из вас получится идеальная мать… Я просто авансом начинаю ревновать вас к будущему дитяти…

— Что вы говорите, Виталий Нестерович, опомнитесь! В такую краску бросаете женщину… — искренне сердилась хозяйка.

— Ваша доброта к нашей семье дает мне право, извините меня, так далеко заходить в своей откровенности. Я очень завидую Евгению Викторовичу. Быть в этих дебрях почти знаменитым хирургом, активным государственным деятелем и… отцом ребенка такой молодой женщины!..

Любовь Прохоровна вспыхнула еще сильнее, резко бросила вопросительный взгляд прямо в его глаза, прячущиеся между белесыми веками, и вдруг с ужасом поняла: он все знает! Откуда? Может быть, от старых аксакалов, живущих в Чадаке?

Она повернулась и почти выбежала из комнаты, оставив Преображенского одного. Больше к нему она не вышла. Инженер удалился, загадочно улыбаясь в свои рыжие щетинистые усы. Впрочем, в один из ближайших дней он появился снова, но подобных разговоров уже больше никогда не затевал, ни наедине, ни тем более в присутствии Храпкова. Любовь Прохоровна стала проявлять больше родственных чувств к Преображенскому, стараясь всячески угождать ему, чувствуя себя в зависимости от этого все знающего человека. Разве можно предвидеть — когда и в какой ситуации он использует страшную для нее осведомленность?!

…Саид-Али то появлялся в Намаджане, то исчезал снова. Он больше жил в вагоне поезда, чем в конторе. Бывали дни, когда он с Мациевским или с каким-нибудь другим десятником всю неделю рыскали в горах по течению Кзыл-су, изучали соседние кишлаки. Их поражала бедность дехкан. На весь кишлак, как правило, имелось два-три ишана-кулака, которые чувствовали себя настоящими князьками среди этой повальной нищеты. Конечно, кулаки были против орошения пустыни и твердили об оскорблении аллаха, о неуважении к нему, об угрозе, нависшей над святой обителью.