Роман межгорья

— А это… ну, понимаете, в молодости всякое бывает. В армии я не служил.

— Сколько же вам лет, что вы в армии не служили? Вы русский?

— К полсотне добираюсь. Да, русский, родители из Самары в Баку переселились. Моя фамилия Молокан, Василий Онуфриевич Молокан. Я попал не в армию… Да это не имеет никакого отношения к нашему разговору…

— Конечно. Тогда — все, товарищ Молокан. Будьте здоровы. Не забудьте же — Уч-Каргал.

— Хорошо, хорошо, благодарю.

И когда вслед за ним вошли другие посетители, Мухтаров некоторое время все еще думал о красноватом шраме на свежепобритой щеке, о новеньком, не по росту, костюме, о непринужденных манерах, так мало подходящих человеку, пришедшему в столичную гостиницу наниматься канцеляристом…

В Намаджане Саид-Али Мухтарова уже ждали инженеры, техники и другие специалисты, приехавшие сюда со всех концов страны, узнав из газет о начале строительства.

Синявин еще не вернулся из экспедиции, обследовавшей Кзыл-су. Ежедневно с верховьев реки он сообщал о положительных результатах работ. В горных ущельях Кзыл-су теряла много воды, но количество ее можно было и удвоить, если обуздать реку и ввести ее в постоянное русло.

Началась строительная горячка. В намаджанской конторе Синявин временно оставил вместо себя Преображенского, и Мухтаров не собирался отменять решение старого инженера. Наоборот, он пригласил Преображенского к себе и после краткого, но довольно обстоятельного разговора поручил ему организовать строительный отдел в управлении, подобрать штаты.

Преображенский охотно принял предложение Мухтарова. Быть начальником строительного отдела означало стать заместителем начальника строительства. Об этом еще ничего не говорил Мухтаров, об этом еще не было написано в приказе по строительству в Голодной степи, но логика вещей вела к этому.

— Я с удовольствием поеду с вами в Уч-Каргал, товарищ Мухтаров, где мы сможем подобрать место для строительной конторы, — заявил Преображенский, узнав о том, что Мухтаров собрался ехать в Караташ и в обитель. — Это значительно бы ускорило дело.

— Абсолютно правильно. Сегодня же и выедем, Виталий Нестерович.

Только потом уже, обдумывая свой поступок, он решил зайти к Лодыженко. Почему-то вспомнилась ему первая встреча с этим инженером в парке, даже его смешок сейчас зазвучал в ушах Саида. «Такая чепуха взбредет в голову», — тут же подумал он. Очевидно, на него произвела тогда плохое впечатление подчеркнуто аристократическая манера речи Преображенского.

— Понимаешь, Семен, это лишь проявление какой-то субъективной неприязни, и не в ней дело. Я назначил его, а у самого на душе кошки скребут. Надо было бы все же нам посоветоваться сначала. Ты с ним больше сталкивался на работе, скажи, не дал ли я здесь маху?

— Да кто его знает… Вообще, он очень старается. Однако присматривать за ним надо. Подберем в отдел пару хороших техников, чертежников, укрепим коммунистами, комсомольцами. Будем считать, что назначение состоялось. Инженер он знающий, а что за человек — поглядим.

XIII

Рустам Алаев всю ночь не спал, обдумывая предложение Мухтарова. Он знал толк в коммерческих делах и за свою долгую жизнь хорошо научился понимать людей с первого взгляда. У него не было оснований не доверять этому ученому узбеку.

На следующий день утром он уже был у имам-да-муллы и, в меру величая его «святейшим умом здравствующих правоверных», предложил выдать замуж Този-хон за тысячу рублей калыма.

— Как же можно отдать ее замуж, если она является одной из моих наложниц?

— Одна из бывших наложниц святейшего имам-да-муллы. Но… святейший за нее ни калыма не платил, не присягал за нее, как за жену, перед законом Магомета.

Однако мулла Рустам позволил себе слишком уж многое знать о внутренних, только одному аллаху известных делах обители мазар Дыхана.

— Это ничего, святейший имам-да-мулла. Да простят мне аллах и его пророк Магомет. Однако смею напомнить вам: тысяча рублей — и со своей души вы снимете один совершенный вами грех против корана Магомета…

«Святейший ум здравствующих правоверных» согласился с тем, что Рустам Алаев говорит как настоящий правоверный, и коммерческая сделка состоялась. В то же утро Алимбаев получил от чайханщика Рустама Алаева тысячу рублей, а Този-хон переселилась в ичкари ловкого таджика.

Когда же Мухтаров зашел в чайхану и заказал себе чаю да лепешек, Рустам Алаев сел по другую сторону подноса и целый час торговался с Саидом, пытаясь вырвать у него более двух тысяч калыма за Този-хон.

Но сошлись они на двух тысячах.

— Вы будете открыто вводить в дом невесту? — поинтересовался таджик, доливая в обе пиалы кок-чай.

— Думаю, что в этом нет нужды, — равнодушно ответил Мухтаров.

Таджик засмеялся и покачал головой, но, ничего не сказав, меланхолически припал к пиале с чаем. Это заинтересовало Саида.

— У вас, Рустам Алаев, есть другие соображения? Чайханщик только утвердительно кивнул головой.

— Хорошо, рассказывайте все.

— О том, что мой добрый ака коммунист, я уже знаю. Знаю, что он инженер, начальник этого страшного строительства, и Този-хон его родная сестра.