— Все равно, спать нужно. Скажите шоферу, чтобы подавал машину.
— Куда это вы опять? А если позвонит этот противный Вася? Потом еще… Да вот, кажется, и она…
Мухтаров недоуменно посмотрел на дверь, куда бросилась секретарша. Перед его глазами внезапно возник облик Васи Молокана с красным шрамом через всю щеку и с независимыми манерами. Он вспомнил также о том, что тот недавно все-таки устроился работать на строительство. Именно став секретарем в отделе Преображенского, Молокан сделался почему-то… «невоспитанным», как говорит секретарша. Саид бросил ей вслед:
— Надя, я еду к противному Васе. Да поживее! А это еще что такое? Я сейчас не принимаю! Вам дня мало?.. Надя, позовите Ахмет-бая! Скажите на милость, что это такое: глубокой ночью на прием идут…
Секретарша загородила собой дверь кабинета и безуспешно пыталась не пропустить что-то лепетавшую молодую девушку.
— Да пропустите же вы, настоящий цербер, а не секретарша. Какая же вы, право… — бормотала девушка, все-таки прорвавшаяся в кабинет. У порога она поскользнулась, но не упала, быстро поправила платье, затем привычным жестом отбросила толстую косу за спину и, торжествующе улыбаясь, повернулась к Мухтарову.
— Кто вас учил этому? Молодая девушка, а врываетесь… — начал было Саид-Али, но тут же запнулся.
— Да вы же и научили! Здравствуйте, товарищ Мухтаров. Помните, как вы к нам в Фергане…
— Припоминаю… — взволнованно и радостно ответил Саид-Али, решительно выйдя из-за стола навстречу отважной девушке. — Как вы выросли, Вероника Александровна…
— Не так выросла, как в совершенстве усвоила вашу науку… Весь день просидела в ожидании вас… вот им… даже надоела. И вдруг слышу… опять требуете шофера… Я к вам по очень важному делу.
После встречи в Фергане Саид не виделся с дочерью Синявина. Теперь он любовался энергичной девушкой. Не выпуская ее руки, подвел к дивану и усадил.
— Вижу, что вы, Вероника Александровна, отлично перенимаете от старших науку поведения…
— Зовите меня просто Рона! Так меня зовут родители, и я тоже привыкла к этому имени…
— Хорошо, спасибо. Однако рассказывайте, Роночка, что у вас за неотложные дела ко мне, я вас слушаю. «Вам подать печенье или булку с маслом?..» Надя! Угостите девушку чем-нибудь из моих запасов в шкафу, — сказал Саид, направляясь к столу.
— Ах, что вы! Мне ничего не нужно, вы же не дома… Я хочу поговорить с вами об отце. Он послал меня к вам, воспользовавшись отъездов мамы в Фергану…
Девушка, торопясь, передала Саиду просьбу отца.
А Надя в это время взяла из шкафа коробку шоколадных конфет, привезенных Мухтаровым еще из Москвы и припрятанных «на всякий случай», и придвинула их вместе со столиком к дивану, где неспокойно сидела девушка. Она по-детски непосредственно, хотя ей было уже почти шестнадцать лет, брала из коробки шоколад, ела его и одновременно излагала суть дела.
Инженер Синявин категорически протестует против того, что его вот уже несколько месяцев держат в больнице.
— Будто в тюрьму запер его этот… ваш заместитель, что ли… — убеждала Мухтарова девушка. — Понятно, и мама тоже заодно с тем инженером: пускай, говорит, лучше лечится, а то снова получит камнем по голове. А папа категорически настаивает, чтобы его выписали. Он однажды по телефону просил Васю сообщить вам об этом. «Я им, говорит, не преступник какой-то! Поезжай, говорит, Роночка, к нему», то есть к вам, потому что вы, говорит папа, в этих делах разбираетесь лучше своих помощников. «А если я, сказал он, не нужен Мухтарову, уеду в Фергану»…
— Да, да-а! — бормотал Мухтаров, едва сдерживая возмущение, вызванное прямодушным рассказом девушки. Он несколько раз порывался подняться из-за стола, но снова опускался в кресло. — Роночка, вы учитесь?
— Конечно, в последнем классе средней школы. А сейчас из-за болезни папы взяла отпуск, и мы с мамой живем возле вашей больницы в степи.
— Хорошо, Роночка! Спасибо за искренность… Я сейчас уезжаю в степь, могу подвезти…
— О нет! И не подумаю. Мама мне такую ижицу прописала бы! Она ведь завтра приезжает из Ферганы. Иначе я бы и не явилась к вам. Спасибо, я приеду с мамой…
Х
Даже ночью по дороге в Уч-Каргал тащились подводы, толпами и в одиночку шли люди. Они сходили с дороги, слыша гудок машины, хмурили глаза или прикрывали их ладонями от света автомобильных фар, но все же присматривались — кто же это ночью едет на строительство?
Ночь была совсем ясной, тихой. В эту пору суток небо в зените особенно густо усеяно звездами. Но на востоке, у самого горизонта, они уже начинают затухать, и черное величественное зеркало мертвеет и блекнет от этого.
Возле конторы строительного отдела — ни души. «Чего ради я прикатил сюда в такое время?» — укоризненно спрашивал себя Мухтаров.
Все же он вошел в контору, разбудил сторожа и приказал разыскать Преображенского.
— А их нет на строительстве, — протирая глаза, уверенно ответил сторож.
— Нет? А где же они? — в тон ему спросил Мухтаров, и старик, поняв иронию, улыбнулся. — Вы меня знаете?