Роман о Лондоне

Но вот перед ним появилась госпожа Петерс — динамичная, в узких черных штанах до колена, с босыми ногами в черных, шелковых турецких сандалиях — и протянула ему руку. Она тут же примостилась в одном из кресел, свернувшись клубочком — белеет полуобнаженная грудь, полуголые плечи в чем-то шелковом, желтом. В полутьме комнаты лицо ее напоминало физиономию Пьеро — белое, с темными синими глазами в страшных глазницах, окруженных сморщенной обожженной кожей.

— Беа Барсутова справлялась о вас, она звонила сегодня.

Репнин заговорил об отъезде: графиня Панова забронировала ему место в поезде, так что он, к сожалению, не сможет воспользоваться ее приглашением поехать в Лондон в ее машине. Госпожа Петерс быстро с этим примирилась, ограничившись несколькими любезными словами. И стала угощать его сигаретой, хотя он не менее десяти раз объяснял этой даме, как и всем остальным, что не курит. Она достала из маленького бара под зеркалом лед и виски. Он усмехнулся. Он не переносит виски, невзирая на всеобщее пристрастие к нему, оно пахнет карболкой и напоминает ему Керчь, раненых.

Репнин посмотрел на нее, подавив в себе ужас и смущенно посмеиваясь. Она истолковала это, очевидно, как признак победы, одержанной ее полуобнаженной особой над ним, и улыбнулась в ответ. И отпила виски.

Стараясь отвести взгляд от ее наводящего ужас лица, Репнин принялся разглядывать стену, отделявшую его комнату от этой, на ней еще сохранилась лепнина восемнадцатого столетия, с потолка свисала роскошная старинная лампа. Керосиновая. Матовые стеклянные колпачки белели, точно стая белых голубей. В комнате стоял запах лавра.

Госпожа Петерс сообщила: муж позвонил ей из Вены. Он возвращается в Лондон, но пробудет в Лондоне всего два-три дня. Вечно он ее оставляет одну. У него пивное дело. Английское пиво только еще начало свое наступление на послевоенную Европу. Ее муж Петряев, а по-здешнему мистер Петерс, ведет бои на этом фронте. Говорят — заметила она вскользь — они с женой живут в Лондоне отшельниками и им приходится туго. Она хотела бы им помочь. Ее муж правая рука сэра Малькольма по сектору офицеров союзнической армии. Разве это не унизительно для князя работать в какой-то мастерской по изготовлению обуви и седел?

Репнин побледнел и стал оправдываться: он всего лишь дальний родственник князей Репниных, местом своим в Лондоне очень доволен, а живут они с женой действительно уединенно и почти не появляются в обществе. После того образа жизни, который они вели в России, для них это весьма забавная перемена.

Он порывался уйти.

Эти вечные предложения англичан об оказании помощи, их благотворительные жесты оскорбляли Репнина не только своей очевидной лживостью и фальшью, но и той помпезностью, громогласной и высокопарной, с которой они преподносились. Помнится, мать его, что было свойственно русской аристократии, во времена его детства тоже помогала бедным, случалось, даже заходила в избы к больным в их поместье, однако все это делалось по религиозным праздникам, ибо церковь напоминает о всеобщем равенстве. Бывало, над могилой кого-то из слуг и господа проливали слезу.

Но госпожа Петерс была неумолима, она жаждет им помочь — ему почудилась ирония в ее голосе, и Репнин, натянуто рассмеявшись, сознался: если его подвальчик и не самое лучшее место в мире, не самое веселое и радостное, то все же и в нем можно существовать вполне сносно. «В моем мрачном углу». «Dans mon coin sombre». Репнин понял — она не знает, что это Мольер.

Нет, нет, не соглашалась она. Это место ему не подходит, они обязаны оказать поддержку людям, потерявшим свое отечество в сражениях на стороне Англии.

Это не вполне точно, что русские потеряли отечество. Как и то, что они сражались на стороне Англии. Они всего лишь покинули отечество, когда началась кровопролитная и дикая гражданская война, а это не совсем одно и то же. Это чисто русские проблемы. Впрочем, время — великий целитель, не обошло оно и русских, покинувших отечество.

Госпожа Петерс в недоумении уставилась на Репнина. Она нахмурилась, и лоб ее собрался в мелкие морщины. Испугавшись, что он уйдет, перевела разговор на Покровского, ей явно не хотелось его отпускать. Ах, какой это чудесный человек! Глубоко религиозный. Но часто рефлексирует, живя в Париже. Когда-то он был феерически богат. Теперь, конечно, не так. Отец его юной жены, покончившей самоубийством, генерал Барсутов, был намного старше Покровского, но в Париже ему гораздо больше повезло. Он был в свое время воспитанником знаменитой французской кавалерийской школы, и у него осталось много связей. Он неплохо устроился в Париже. Генерал согласился отдать обедневшему графу Андрею свою дочь по той причине, что Покровский, как говорится, вскружил девчонке голову, помимо того, не последнюю роль сыграло тут и его громкое имя. Генеральши в то время не было в Париже. Она находилась в Швейцарии у своей сестры, умиравшей после долгой и тяжелой болезни. Когда генеральша вернулась, все уже совершилось. Генерал вскоре умер. После него осталась вдова и друзья.