А редкие прохожие, рассказывала привезенная из Англии книга, идя по дороге и завидев пастушка, тотчас же, не дожидаясь его вопроса, глядели на часы. Да, да, — я снова слышу, как кто-то бормочет по-русски. — Итальянец прав — в жизни трагичны лишь неожиданности. Вот, например, из той книги он охотнее всего вспоминает английские паровозы. Они ему особенно нравились (так же, как и Гулливер, который попал не только в страну великанов, но и лилипутов).
В последние солнечные дни, в начале ноября Репнин почувствовал, что этот огромный город хочет примириться с ним.
Теперь, когда предстояло провести уик-энд у Парков, Репнин с досадой думал лишь о том, как выдержать эту поездку. Из приглашения нельзя было узнать, кого он там встретит. Его жена, конечно, будет восхитительна — она может быть любезной со всеми. Он боялся, что, встретив Сорокина, ударит его.
До субботы, до поездки в Ричмонд, оставалось два дня.
А в субботу они отправились поездом так, чтобы не опоздать к чаю, и по дороге молчали. Шел дождь. На вокзале не оказалось ни одного такси. Они страшно намучились, пока добрались со своими вещами. Надя промокла и едва сдерживала слезы. Репнин старался быть с ней учтивым, но про себя зарекся никогда больше не принимать в Лондоне подобные приглашения. Он и англичане — это два разных мира.
Дом сэра Малькольма на холме, в Ричмонде, по дороге в Кингстон — был по сути дела не домом, а целым дворцом, якобинским, с высоким порталом. Мраморные колонны и окна были вывезены из Италии. Зеленые лужайки парка спускались к берегу Темзы, откуда открывался прекрасный вид. Сначала показалось, что их никто не ожидает, но когда такси — они нашли его уже в самом городе, возле моста — остановилось, выбежала прислуга. Надю поразило то, что ее поместили на втором этаже, куда надо было подниматься по роскошной лестнице, рядом с комнатой хозяйки дома леди Парк. Репнина же повели по темному коридору первого этажа, где звук шагов поглощали ковры. В комнату прислуга безмолвно внесла его вещи. В прихожей перед ним неожиданно возникла госпожа Петерс с дочкой — словно все они и не уезжали из Корнуолла. Заметив удивление Репнина, госпожа Петерс громко рассмеялась. Такова, мол, уж его судьба, всегда делить с ними общую прихожую и ванную? Так и должно быть. А впрочем, они запаздывают, чай уже подан.
Если здание и выглядело якобинским, комната, в которую ввели Репнина, не имела с ним ничего общего. Вещи, картины, горящий камин словно говорили о том, что Парки здесь только что поселились и что в Лондоне все еще властвует королева Виктория, Огромная кровать стояла возле окна, а на столе, посреди комнаты, находился чернильный прибор, книги, бумага, будто Репнин собирался подписывать в этой комнате смертные приговоры или вести по вечерам дневник своей жизни. Мебель была французская. Картины — изумительные, но только копии — не оригиналы.
Пока Репнин переодевался, со стены, не сводя глаз, наблюдал за ним какой-то губернатор Гибралтара, в красном мундире, с ежиком волос и пунцовыми щеками, подпертыми высоким воротником.
Еще раньше Репнин решил одеться так, словно все его предки, испокон веку играли в гольф. (Когда он вошел в библиотеку, где, как сообщил ему слуга, был подан чай, никто не обратил внимания на его костюм.)
В библиотеке сэра Малькольма Репнин застал хозяина, хозяйку и их гостей. В Лондоне чаепитие — целая китайская церемония. Никто не сидит на месте — встают, берут чашки, неторопливо глотают, идут за следующей, подносят к тубам — как в балете. Репнин немного опоздал. Все взоры обратились к нему. Хоть по одежде он выглядел вылитым англичанином, явившимся прямо после партии в гольф — а это как раз то, что надо, — все же и нос, и черная борода выдавали в нем азиата, попавшего в Лондон случайно. Парк встречает его несколько натянуто, с напускной любезностью, а молодая соотечественница так, словно приходится Репнину родной сестрой или дочерью. Сэр Малькольм меж тем весьма внимателен к Наде. Чай подает госпожа Крылова.
Тут и Крылов, и госпожа Петерс, и Пегги, Репнин впервые видит какого-то рыжего, щекастого англичанина, которого ему представляют как
По другую сторону от Нади — Покровский и генеральша Барсутова. Она очень красива и выглядит отлично. А Покровский побледнел, сник.
Уже две-три минуты спустя Репнин понимает, что для леди Парк он милый, желанный гость, в то время как сэр Малькольм исподтишка следит за ним, как охотник, выжидающий жертву. Ему это неприятно, и он раскаивается, что приехал.