Роман о семи мудрецах

Вдруг герцог, как бы наугад
На землю бросив быстрый взгляд,
Всмотрелся и заметил новый
1020 Над корнем стебелек сосновый.
Всех криком радостным привлек
К себе и показал росток.
Велел, чтоб спешно вкруг ограды
Ломали ветви без пощады,
Достигшие такой длины,
Что вылезли поверх стены.
Вот как повел себя он жестко
С сосной, из-за ее ж отростка.
Обставлен отпрыск загородкой,
С расчетом сделанной и сметкой,
Затем подвязан и окучен,
Укрыт и стражу препоручен.
Прямой тянулся, как стрела,
Он вверх: вершинка доросла
До веток, повернула вниз,
Конец скривился и повис.

Увидел герцог: вновь забота!

Слугу окликнул: „Сверху что-то,
Святой Маркел свидетель мне,
Мешает молодой сосне!“
Тот вмиг причину смог найти:
„Ей ветка стала на пути“.
Был отдан герцогом приказ
Срубить. Тот молвил: „Сей же час!“
Все сучья, лапы и побеги
Той ветви на одной телеге
Не поместились бы, и все же
Ее, по прихоти вельможи,
Свалили. Вот как казнена,
Сир, из-за отпрыска сосна.
Срубают ветви, если в гонке
С сосной участвуют сосёнки.

Под юной метит герцог сесть

Теперь, под стройной, ей вся честь.
Допущен к старой бедный люд;
Большой и малый — тут как тут,
Запрета нет: кто хочет шишки
Сбивать — сбивай без передышки.
Усиливалась молодая,
1060 Ту к захиренью вынуждая.
Вцепившись в землю под сосной,
Пошла на старую войной:
От корня молодой прохвостки
Тянуться стали вверх отростки;
Та сохнет, стала вся гнилье;
Сеньор велел свалить ее,
Вон выволочь и, по разъятьи
На части, выдать бедной братье.
Еще сильна и зелена,
Убита отпрыском сосна.
Владыка, угрожает то же
И вам, спаси нас славный боже.
Сын потому ваш нем, что груз
Вины на нем, дай Иисус
Мне силу: пусть хоть что заявит,
Он оправданий не представит».
Ей муж: «Клянусь святым Дени,
Свои он нынче ж кончит дни!
Не прибегали к суесловью
1080 Вы в доводах; залитым кровью
Я видел лик ваш. Этот суд,
Мне ясно, был лукав и худ».

Четверку слуг без промедленья

Позвав, дает им повеленье:
«Схватив вассала, плоть его
Предайте мукам. Таково
С ним надо поступить: на море
Привесть — лишь здесь о приговоре
Поведать; члены все отсечь,
А тело с брега в глубь совлечь,
Поскольку казнь его на суше
Нам только истерзала б души.
Случись мне в той быть стороне
И покажи кто место мне,
Где моего казнили сына,
Легла бы на сердце кручина;
Чернь любит поговор такой:
„Не видел глаз — душе покой“».

Добилась мачеха успеха:

1100 Ей мальчик больше не помеха.
То худо, что на приговор
Такой склонил король и двор
Предвзятой к сыну неприязнью, —
Суд примирился быстро с казнью:
Смертельно — нападать на терн
Во мраке, что кромешно черн.
Все наложить готовы руки
На жертву и предать на муки.

Но в это время притрусил

На толстой лошади Бансилл.
Инфант, приободрясь, в поклоне
Застыл глубоком, сжал ладони,
Смиренным видом всем прося,
Чтоб за защиту тот взялся.
Мудрец на землю спрыгнул в спешке
И, властелина без промешки
Приветствовав, в беседу с ним
Вступил: «Сюда я был гоним
Тоской о друге, вашем сыне,
1120 У нас учившемся доныне.
Но я бы этой с ним возни
Хотел причину знать, Дени
Святого ради». — «Вероломен,
И подл, и в буйстве неуемен,
И в зле любом искусен он —
Не вами ль этак просвещен?
Прибыв под сень родного крова,
Ни мне и никому ни слова
Он не сказал. Вчера, пошед
С моей супругой для бесед,
Наедине склонить к которым
Та думала его, позором
Хотел покрыть нас, лезть к жене
Начав бесстыдно. Коль ко мне
Мой сын враждебно так настроен,
Ужель он смерти не достоин?»

Бансилл сказал: «Благой король,

Лишь всякий потеряв контроль,
С удельным поступить сеньором
1140 Так можно, женским наговором
Руководясь. Открой вам бог,
Не лгущий никогда, как мог
Борзую, чей необычаен
Был подвиг, умертвить хозяин,
А не сменял бы — правду знай
Он всю — ее на Фризский край».[95]
— «Но как могло такое выйти?
Скорей нас притчей удивите».
— «По милости ко мне творца,
Сир, не скажу вам ни словца,
Коль до пробитья первой стражи[96]
Дитя на казнь отправят стражи».

Король сказал: «Коль так любим

Он вами, что ж, повременим».
И слугам: «Возвращайтесь. Случай
Впрямь интерес в нас вызвал жгучий».
Тем явно по душе возврат:
Едва ль кто стать убийцей рад.
Лицом прекрасней всех на свете
1160 Был отрок, что на табурете
Сидел пред всеми. Слух напряг
Немедля каждый. Начал так
Мудрец: «Внимайте ж терпеливо,[97]
История моя правдива.
В давным-давно минувший век
Жил в Риме знатный человек.
Имел дворец старинный он
И над стеною бастион,
И были крепкие ворота
Под стать надежности оплота.
Жену он взял из высшей знати,
И тонкий ум при ней, и стати,
Да вот несчастье: девять лет
Живут, наследника же нет,
Уныли оба. На десятый,
Однако, вдруг ее брюхатой
Узрели — пояс поднялся.
Бурлило в Риме все и вся:
Тот, с кем сошлась, был простодушен
1180 И юн — закон им не нарушен.
Была присуща щедрость даме:
Пиры давала и с дарами
Сама охотно к нищим шла,
Всегда безгневна, весела,
Родился мальчик: торжество
Устроив, отдали его
Троим кормилицам прилежным,
Искусным в сих делах и нежным.
Одна должна была купать,
Другая класть младенца спать.
Кормящая же грудью третья
Была за вид его в ответе:
Мол, если дал господь расти,
Так уж питай, не упусти.