Роман о семи мудрецах

В те дни был куртуазный столь,
Сколь мудрый, в Греции король,
Чей смелый, тоже куртуазным
Сын вырос и благообразным.
Но был он лихорадкой мучим
Перемежающейся: лучшим
Врачам показан — те мудрят,
Бессильны. Вызван Гиппократ,
Но, сам больной, заняться хворым
Он шлет племянника, с которым
Жил вместе. Мчится прямиком
Тот в Грецию, где ждал прием
Его достойный. Видеть рад он
1720 Больного, тотчас первый задан
Вопрос: „Кто ваш отец, дружок?“
Наследник молвить только мог:
„Привык им, как учила мать,
Владыку Греции я звать“.
— „Не ждите пользы от визита,
Коль, кто отец ваш, будет скрыто“.
— „Исчерпан, право, мной предмет.
Сама пусть дама даст ответ“.
Тот в залу каменную входит
И с королевой речь заводит:
„Я прибыл к вам в страну, и вскоре
Ваш сын избавится от хвори,
Поверьте, дама, мне, врачу.
Но, кто отец его, хочу
Я знать, моим то служит целям“.
Клянется та святым Марселем:[111]
„Язык ваш дерзость произнес.
Что значит гнусный ваш вопрос?
Владыкой Греции он зачат“.
1740 Тот молвит, торопясь: „Он значит,
Что гнев я на себя навлек.
Не гневайтесь. Распятый бог
Свидетель, мой визит напрасен,
Коль, кто отец, вопрос неясен“.
Тут дама обняла врача
За шею, на ухо шепча:
„Святой Дени — моя опора!
Сын — отпрыск фризского сеньора“.
— „Все ясно. Что ж, сих лечит чад
Противулюбодейный яд“.
Есть бычье мясо он назначил
И хлеб мочить в воде. И начал
Сын понемногу поправляться
И, укрепляясь, избавляться
От слабости и тяжких мук,
И отпустил его недуг.

Сокровища врачу даны

Владыкой щедро из казны.
Простившись, он спешит с возвратом
1760 Домой, на встречу с Гиппократом.
Ждет, на приехавшего глядя
С вниманием, отчета дядя:
„Излечен ли, ответствуй мне,
Инфант?“ — „Да, дядюшка, вполне“.
— „Чем ты добился исцеленья?“
Ответил тот без промедленья:
„Чтоб хлеб мочил в воде — и ел
Он мясо бычье, я велел“.
— „Сказать заранее мог я бы,
Что матери устои слабы
И платье ей задрал каприз,
И что отец ребенка фриз“.
Вот как был глаз его наметан:
Мудрее всех, все брал в расчет он,
Познав обычаи всех стран
И видя, в ком какой изъян.

Однажды Гиппократ ученым,

Епископам и всем баронам,
К нему пришедшим со словами:
1780 „Мы, сир, дивимся: плотью сами
Вы крепки, вас бежит недуг,
И всех врачуете вокруг“, —
Сказал: „Свой опыт в этой сфере
Я вам открою на примере“.
Пять сотен дыр он в новой бочке
Велел пробить без проволочки
И чистой влагой из ручья
Залить по самые края.
Затем взял пыли горсть и в щели
Втолкнул ее, проверив, все ли
Заделал, и, потратив сил
Немало, вглубь затычки вбил.
Пыль задержала влагу, в грязь
Под действием ее сгустясь.
Затычки в доньях не ослабли.
Воды не вылилось ни капли.
„Все вам начистоту скажу:
Как врач — я за собой слежу.
Понос из чрева — вестник смерти;
1800 Ему я не потатчик, верьте,
И в день съедаю порошка
Не меньше, чем моя рука
Внесла, чтобы замазать, в щели,
Но хляби все ж не загустели
Во мне“. Был Гиппократ ревнив,
Завистлив и властолюбив,
Он знаньем не хотел делиться
Ни с кем: духовные будь лица,
Ученые ль они, — ни с кем.
Но слушатели — новых тем
Не ищут, все про исцеленье.
Он отвечал без промедленья:
„Там — нужно месяц ждать, там — год“.
Недоуменье их растет.
„А то довольно и недели,
И дня — как знать в столь тонком деле?“
Те сникли, слыша эту дичь.
Твердят, что путь хотят постичь,
Ведущий до выздоровленья.
1820 Он отвечал без промедленья:
„Бывает, год даешь питье,
Пока врачба возьмет свое;
Другой же раз за месяц лишь
Кровопусканьем исцелишь.
Порой же на день дашь диету,
И, кто последует совету,
Тот хворей, здравие храня,
До смертного не знает дня“.
Коварны чувства, мысли худы,
Встал Гиппократ на путь Иуды.
Себя доставить приказав
На луг, среди цветущих трав
Набрел на сорт, который трудно
Найти, благоухавший чудно.
Сказал племянник: „Агн святой
Свидетель, повезло с травой
Весьма вам. Было б жаль, коль скрыли
Все знанья бы с собой в могиле
Вы до того, как в них я вник, —
1840 Притом мне не оставив книг“.
— „Что ж это за трава, напоен
Чьим воздух запахом?“ — Достоен
Ответ: „Я эту вам траву
Немедля, дядюшка, сорву;
Вы, вижу, мне хотите втайне
Устроить этак испытанье“.
Сел наземь: рвет траву, проворен.
А Гиппократ стал ликом черен
И в грудь ему, что было сил,
Нож острый и большой вонзил.
Так, зависть и слепую злобу
Скопив, его он предал гробу
За то, что знаний ученик
Искал и многое постиг.
Весьма был Гиппократ порочен
И мыслью низкой озабочен:
Велел что книгу, что тетрадь
Сжигать, закапывать и рвать,
То есть, никто чтоб не усвоил
1860 Впредь опыта его, устроил.
В сеть дьявола он сам полез,
Над телом год глумился бес.
Когда б о скорбном смертном миге
Он вспомнил и оставил книги,
Всем опыт передать спеша,
То прощена была б душа.

Вот так-то, сир. Спаси нас боже,

Вовек не лгущий, от того же.
Не дайте сыну мертвым пасть,
Отдав наемнику во власть.
Когда не очевидны вины,
Казнь любят лишь простолюдины.
Кто выбранным идет путем,
Ни страха, ни сомнений в том».
— «Клянусь святым Дени, отныне, —
Сказал король, — вины на сыне
Нет. Пусть твердят наперерыв
Все, что хотят, он будет жив».
В ответ мудрец: «Господь, который
1880 Вовек не лжет, будь вам опорой».

И вот мудрец в короткий срок

К товарищам вернуться мог.
Тому, что отроку пощада
Им выпрошена, сердце радо.
Король с двором ушел, презрев
На сей раз королевы гнев.
Спокойно в ночь уснули эту
И спали до утра: к рассвету
Король проснулся и в цветник
Прошел из спальни напрямик.
Но королева шагом скорым
Его догнала и с напором
Заговорила так, тесня:
«Сир, вновь послушайте меня.
Не столь вы стары, чтоб понятья
Лишиться. Мудрецова братья,
Все семь, моя не лжива речь,
Вас хочет на позор обречь,
Хотят, чтоб овладел короной,
1900 Вас обойдя, ваш сын смышленый.
Пусть бог, не лгущий никогда,
Попустит, чтоб стряслась беда,
Как с вепрем, с вами: стал мальчишка
Его чесать, глупцу и крышка».
— «Как так? — сказал король. — Я жду
Рассказа про его беду».
— «Хоть приключенье беспримерно,
Его я знаю достоверно.

Событье, вашему сродни,[112]

В далекие случилось дни
С огромным и свирепым вепрем,
Бродившим по обширным дебрям
Близ лога и холма, на склон
Которого был занесен
Боярышник, дававший за год
Обилие такое ягод,
Что, пригнутые, не могли
Подняться ветки от земли.
На Всех Святых, в разгар сезона,
1920 Под грузом их свисала крона,
И вепрь в ее ложился тень
И насыщался трижды в день.
Затем к своей трусил он яме;
Лишь тем и занимался днями.
Пришлось бы, право, худо псу,
Случись схватиться им в лесу.