Роман с Блоком

А спустя всего пару месяцев, после провала мятежа, затеянного большевиками в самый разгар наступления русских войск, выяснение этого вопроса во многом утратило остроту. Куда важнее стала информация о возможном сотрудничестве вождя большевиков с германской или австро-венгерской разведкой…

Блок прикрутил фитиль керосиновой лампы.

Следующие листы, соединенные обычной скрепкой, носили гриф секретности и представляли собой, насколько можно было понять, аналитическую записку Министерства внутренних дел за 1916 год о деятельности Ленина и его партии в военный период.

Далее следовало письмо на имя товарища министра внутренних дел Белецкого от представителя пароходной компании «Помор», некоего господина Бурштейна. Еще в декабре 1915 года он сообщал Белецкому о том, что открыл «главаря революционеров» — доктора Гельфанда, получающего большие средства от германского правительства, чтобы «сеять смуту в России». Согласно агентурной справке МВД, доктор философии Израиль Лазаревич Гельфанд имел партийный псевдоним Парвус и состоял в конспиративной связи с руководителем большевиков Владимиром Лениным, а также с Яковом Фюрстенбергом (Ганецким) и с присяжным поверенным Мечиславом Козловским. По сведениями полиции, указанные лица активно участвовали в «отмывании» денег германского Генштаба, переводимых из Берлина через Парвуса, далее — через компанию «Дисконто-Гезельшафт» в Стокгольм, а затем — в Сибирский банк в Петроград. Подробной переписки между МВД и военной контрразведкой относительно сообщений Бурштейна в зеленой папке не было. Однако имелся ответ на имя Степана Белецкого за подписью начальника генерала князя Туркестанова, который характеризовал Бурштейна как «темного дельца», не заслуживающего доверия. В итоге, видимо, письмо Бурштейна было оставлено без внимания, а сам Белецкий вскоре получил отставку.

Также в папке находились копии допросов прапорщика 16-го Сибирского стрелкового полка Ермоленко. В апреле семнадцатого года этот молодой офицер, получивший ранее несколько контузий, был якобы заброшен в русский тыл из германского плена с заданием ведения подрывной деятельности.

Из показаний Ермоленко следовало, что в поставленные перед ним задачи входило добиваться смены Временного правительства, заключения сепаратного мира и отделения Украины от России. По прибытии в расположение русской армии Ермоленко добровольно явился в контрразведку и сообщил, что лидер большевиков Ульянов-Ленин также является германским агентом.

Показания прапорщика Ермоленко вызывали некоторые сомнения. Однако, помимо них, в папке лежали материалы, полученные от еще одного свидетеля — электротехника из крестьян по фамилии Кушнир. Этот бывший военнопленный также полностью подтверждал версию Ермоленко. При этом Кушнир показывал комиссии, что перед заброской в Россию лично встречался с самим Гинденбургом, который называл ему имя лидера прогерманской организации в России — Владимира Ленина…

Еще несколько скрепленных между собой страниц оказались банковскими документами, а также копиями телеграфной переписки между Парвусом и некой Евгенией Суменсон. В короткой пояснительной записке Министерства внутренних дел было указано, что они полностью подтверждают существование «немецко-большевистского заговора» и финансирование через Парвуса издаваемых Лениным газет «Правда» и «Солдатская правда». Общая сумма германских денег, полученных большевиками, оценивалась анонимным автором записки примерно в миллион рублей…

В общем, судя по документам Министерства внутренних дел и по заключению военной контрразведки, сам факт сотрудничества большевиков с немцами считался установленным. Вполне достаточно было того, что их руководитель и почти вся партийная верхушка вернулись в Россию через Германию в специальном пломбированном вагоне — за германские деньги. Документального обоснования требовал только вопрос о том, являются большевики германскими шпионами в прямом смысле слова, или они лишь финансировались немцами с целью разрушения российской военной мощи и выведения России из войны.

…Александр Блок просмотрел еще несколько документов.

Разумеется, ему было известно, что, помимо Чрезвычайной следственной комиссии, в которой поэт служил редактором, Временное правительство создало еще две комиссии для расследования преступлений государственно-политического характера. Одна была учреждена в связи с попыткой большевистского переворота в столице 3–4 июля, а другая — в связи с мятежом генерала Корнилова.