Роман с Блоком

И еще — председателем режиссерского управления Большого драматического театра, членом Союза деятелей художественной литературы; членом редколлегии Исторических картин при Петроградском отделе театров и зрелищ, а также членом совета Дома искусств, в котором происходило сегодняшнее собрание.

Следовало признать, что Советская власть широко использовала поэта в своих целях.

Часть обязанностей он выполнял, конечно, на общественных началах. Однако некоторые из должностей вознаграждались академическим пайком высокой категории и так называемыми «совзнаками», ходившими в РСФСР вместо денег. К тому же в апреле была подготовлена книга избранных стихов Блока «Седое утро», что тоже принесло кое-какую прибавку в его семейный бюджет. Не следовало забывать и про авторские отчисления за переводы и переиздания в других странах поэмы «Двенадцать» — так что, по сравнению с большинством своих прошлых друзей и собратьев по литературе, Блок хотя бы материально не бедствовал.

— Товарищи! Я предлагаю передать наш писательский пролетарский привет и поздравления делегатам Первого съезда народов Востока, который в эти дни проходит в городе Баку. Мы уверены, что седой Восток, первым давший миру понятие о нравственности и культуре, будет на этом съезде не только лить слезы, говорить о горе, о тяжких ранах, нанесенных ему капиталом буржуазных стран. Ознакомившись с положением друг друга, народы Востока объединятся и разорвут цепи этого капитала…

На докладчике были френч полувоенного образца, вошедшего в моду еще при Керенском, брюки в полоску и плохо начищенные сапоги. Говорили, что он когда-то где-то что-то напечатал в прозе, но что и где именно, припомнить толком никто не мог… Теперь этот человек отвечал за работу с писателями и поэтами в Петроградском губернском комитете РСДРП (б).

— Разумеется, в первую очередь на повестке дня съезда стоит борьба с эксплуатацией и капиталом буржуазных стран. Но не менее важной задачей, которую большевики поставили перед делегатами, являются также вопросы соотношения религии, в частности ислама, и коммунистического движения в странах Востока. Необходимо будет принять новый, революционный «Проект шариата», который разъяснит целый ряд его основных положений, соответствующих коммунистической доктрине!

За предложение товарища из Смольного проголосовали все, включая Блока. Текст приветственной телеграммы было поручено подготовить секретариату собрания, и докладчик продолжил:

— Товарищи писатели! Мне особенно радостно сообщить, что особый подарок Первому съезду народов Востока сделали товарищи бухарские коммунисты, восставшие против феодальной власти. При поддержке частей Красной армии Туркестанского фронта под командованием товарища Фрунзе они второго сентября штурмом взяли Старую Бухару и навсегда прогнали своего кровавого эмира и всяческих беков! Ура, товарищи!

Он захлопал первым, за ним подхватили еще несколько человек, а потом уже и весь остальной зал разразился старательными аплодисментами. После этого докладчик перешел к очередным козням мирового империализма — это слово он отчего-то произносил с мягким знаком, — который по явно политическим мотивам не допустил к участию в только что завершившихся Олимпийских играх спортсменов Советской России, а также представителей поверженной Германии и тех стран, которые были ее союзниками в мировой войне…

К этому моменту Александр Блок уже перестал его слушать и как будто застыл, окончательно погрузившись в себя. Оказываясь на сцене, в президиуме очередного собрания, он и так почти не шевелился, лишь изредка наклонял или вскидывал кудрявую рыжеватую голову, или поочередно клал одну ногу на другую, покачивая мыском. Блок сидел словно в плотном невидимом коконе, почти не касаясь спинки стула, и порой мог показаться одеревеневшим, хотя и сохранял привычную статность и выправку. Даже на его одежде, казалось, нет ни единой складки…

Впрочем, надо было признать, что и при многих других обстоятельствах Александр Блок, по выражению одного из знакомых, «собирал свои жесты в себе». Лишь иногда, взволнованный разговором, он вставал и переступал с ноги на ногу, стоя на месте или медленно прохаживался по комнате. Подходя к собеседнику чуть ли не вплотную, Блок внимательно вглядывался в него и затем, прежде чем заговорить, отщелкивал свой портсигар и молча предлагал папиросу. При этом все его жесты были проникнуты врожденным уважением к собеседнику — если тот останавливался перед ним, когда поэт сидел в кресле, он тотчас также вставал и продолжал разговор, чуть наклонив голову и вежливо улыбаясь. Когда собеседник садился, Блок садился тоже.

— Товарищи писатели и поэты! Все мы знаем, что на польском фронте, после вынужденного кратковременного отступления от Варшавы, героическая Рабоче-крестьянская Красная армия ведет кровопролитные бои с буржуазией и помещиками — за международную революцию, за свободу всех народов! Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках мы понесем счастье и мир трудящемуся человечеству!