Роман с фамилией

– Что мешает вам, достославный пан гетман, сбросить московскую протекцию? – мило улыбаясь и покручивая холёными руками столь же холёный ус, вкрадчиво вопрошал он. – Вы же человек разумный и, конечно, понимаете, что московский царь никогда не будет королём польским. Соединяйтесь снова с нами, вашими старыми соотечественниками! Будем жить вместе, как равные с равными, как вольные с вольными…

Медленно шевеля синюшными губами, гетман ответил поляку слабым голосом:

– Я, пан Беневский, одной ногою стою в могиле и на закате дней своих не погневлю Бога нарушением обета, данного царю московскому. Раз поклялся ему в верности, сохраню её до последней минуты…

Он замолчал и, как будто усомнившись в собственных словах, проговорил примиряюще:

– Если сын мой Юрий будет гетманом, никто не помешает ему военными подвигами и преданностью заслужить благосклонность его величества короля польского, но только без вреда московскому царю, потому что мы, как и вы, избравши его публично своим государем, обязаны хранить ему постоянную верность!

Гетман невольно произнёс вслух потаённую думку – сделать Юрася своим преемником. А произнеся однажды, повторил её уже как наказ, призвав к себе Выговского:

– Иван, собери раду. Желаю, чтобы казаки избрали гетманом Юрася… Это моя последняя воля…

Выговский, как ни опытен был в лицемерии, при этих словах Хмельницкого даже в лице переменился, но перечить гетману не посмел.

Из Киевского коллегиума срочно вызвали Юрася. Он успел приехать в Чигирин до кончины отца.

Гетман отошёл в мир иной в конце второго летнего месяца. По завещанию похоронили его рядом с Тимошем в Субботове. Оттуда начался его путь. Там же обрёл он свой последний приют.

Через три недели после похорон спешно созвали раду. Она была не такой представительной, как обычно. Выговский не направил приглашение в Запорожскую Сечь и в полки, расположенные на Левобережье. На майдане присутствовала только часть казачьей старшины и малое число простых казаков.

Все были удручены смертью Хмельницкого и волю его исполнили – выкликнули гетманом Юрася.

Я смотрел, как мой старый друг неуверенно держится на майдане. Он испуганно жался к Выговскому, как кутёнок жмётся к взрослому псу. Даже у меня, относящегося к нему по-доброму, новоявленный гетман вызывал только чувство жалости, но никак не уважение.

– Панове казаки! Я ещё не окончил коллегиума и потому готов отказаться от булавы… – лепетал Юрась, и весь облик его выражал неспособность повести войско за собой. Но Выговский тронул его за рукав, пристально посмотрел в глаза, и Юрась сказал то, что от него требовалось: – Но ежели вы, панове, так решили, пусть будет по-вашему.

Хмуро слушали Юрася испытанные боями седые полковники, посечённые саблями и пулями сотники и есаулы. При всём уважении к памяти Хмельницкого они, глядя на его сына, понимали всю его никчемность.

Может быть, поэтому рада в итоге и приняла несвойственное ей половинчатое решение: избрать гетманом войска Запорожского Юрия Богдановича Хмельницкого, но на три следующих года, до достижения им девятнадцатилетнего возраста, исполнение обязанностей гетмана возложить на генерального войскового писаря Ивана Евстафьевича Выговского.

Хитрый Выговский загодя подготавливал такое решение. Он научил Юрася вести себя подобным образом. Дескать, таков казачий обычай: тебе предлагают власть, а ты отказывайся. И так несколько раз. Пусть круг тебя уговаривает принять гетманские клейноды, только так и заслужишь любовь народную. Но то, что в ином случае выглядело бы как соблюдение обычая, в данном положении только выставляло Юрася полным слабаком. Впрочем, его и выставлять было не нужно – он таковым и являлся.

Выговский накануне рады налево и направо раздаривал деньги из войсковой казны прибывшим полковникам и сотникам. Дабы склонить их на свою сторону, устраивал полуночные попойки, проявляя необычное для него с младшими по чину ласковое обхождение, демонстрируя хлебосольство и щедрость…

Всё случилось, как генеральный писарь загадал, – гетманская булава перешла к нему в руки.

Только я уже хорошо изучил его характер и понимал, что Выговский никогда не удовлетворится тем, что она досталась ему во временное пользование…

5

Тревожные времена настали на Малой Руси, как стала она именоваться после вступления под руку московского царя.

Казалось бы, непрестанные войны и невзгоды приучили украинный люд к страху и отчаянью.

Но в пору всеобщего бедствия всем было понятно: кто враг, кто сподвижник, за что идёт сеча не на жизнь, а на смерть. Был один вождь – хорош он или плох, но к слову его прислушивались, ему верили, за ним шли.

Теперь же не стало гетмана, которого уважали и боялись.

Без Хмельницкого воцарилась смута. Всё острее ощущался раскол между знатными казаками и казацкой чернью, между всем реестровым казачеством и остальными посполитыми, разделившимися на «державцев» – тех, что владели земельными наделами, и на селян, прежде обладавших своим участком – «грунтом», а ныне его лишившихся, вынужденных идти в зависимость к новой шляхте.

На рынке Чигирина не однажды слышал я такие разговоры: