под аккомпанемент флейты стройно выводил хор юных девичьих голосов.
«О, святая наивность! Разве всякое супружество равно любви… Но благо свято верящим!»
Перед домусом, чьи двери и окна были увиты весенними цветами и убраны широкими белыми лентами, толпились горожане.
Послушать песнопение остановился и я: в нашем квартале такие богатые свадьбы, где церемонии празднуются пышно и с музыкантами, большая редкость. Только очень богатый жених может отмечать введение новобрачной в дом с такой пышностью. Должно быть, он из патрицианского сословия.
Плебейские свадьбы проводятся гораздо скромнее. Они, по сути, представляют торговую сделку – отец просто продаёт невесту жениху в присутствии магистрата и пяти свидетелей.
Тем временем девушки, допев свой куплет, смолкли. Но флейта продолжала выводить мелодию, и свадебную песню продолжили юноши:
Затем грянул общий хор, которому принялись радостно подпевать и некоторые зеваки, стоящие рядом со мной:
Я вдруг вспомнил, что на моей родине, в Парфии, поющие стихотворцы – госаны и актёры-трагики своё выступление на свадьбах начинают с воплей и плача, а встретить свадебный кортеж считается недоброй приметой, и поспешил в сторону дома.
3
В древних рукописях сказано, что судьба человека подобна реке. То несёт его бурный поток, кружит в водоворотах, бьёт об острые камни и пороги, а то вдруг забросит в тихую заводь, где ни волн, ни омутов, и песчаные отмели прогреты тёплыми солнечными лучами. Но стоит только человеку расслабиться, поверить в короткую передышку, как в вечную благосклонность богов, и снова подхватит его клокочущий водоворот, повлечёт по стремнине жизни к той неизбежной для всех смертных пристани, где уже ожидает перевозчик Харон…
Пёстрые события прошедшего дня подвигли меня снова задуматься о том, ради чего живу почти отшельником, лишив себя обычных человеческих радостей, даже не пытаясь обустроить семейный быт.
Вспомнив песнопение, адресованное Гименею, представил, что было бы, если бы я привёл в свой дом женщину.
Но свободных женщин, готовых разделить со мной судьбу, мне не встретилось. Вокруг меня жили одни простолюдинки. Они в мой дом не заглядывали. Разве что соседка – вдова жестянщика, которая за скромное вознаграждение изредка приходила прибраться, постирать, приготовить еду. Но она была такой невзрачной, вечно растрёпанной, так приставала с ненужными расспросами и глупыми советами, что я и представить не мог совместное проживание с ней.
К тому же я оставался сыном моего отца – потомственного князя Сасана. И представление о женской красоте, достоинстве у меня было прежнее. Образ зрелой и мудрой женщины, каковой, вне всякого сомнения, была моя славная матушка, всегда жил во мне как женский идеал. Я ещё помнил девичью скромность и целомудрие моих милых сестёр и их подруг…
Возможно, по-настоящему я мог полюбить только женщину знатного происхождения, образованную и воспитанную, чей внешний облик пленял бы красотой, а душа излучала нежность и благородство…
Такие женщины встречались мне в библиотеке, я видел их во дворце у Цезаря. Но нас разделяла бездонная пропасть…
Конечно, в прежние годы я ловил на себе заинтересованные взгляды знатных горожанок. Возможно, я даже нравился им и мог бы рассчитывать на взаимность…
Но, связав себя со знатной матроной, я обрёк бы её на позор и унижение, ибо настоящие римлянки не могли выходить замуж за вольноотпущенников, не говоря уже о рабах. Такой неравный брак грозил бы моей возлюбленной потерей своего имени, имущества, положения в обществе. Даже простая связь с вольноотпущенником или рабом, будучи обнародованной, повлекла бы за собой суд и строгое наказание, а в отдельных случаях даже смерть…