Роман с фамилией

– Однако здесь не самое лучшее место для воспоминаний… В нашем квартале знатным людям даже днём небезопасно бывать без охраны. К тому же нападавшие могут в любой момент вернуться… – Я старался говорить спокойно, хотя тревога нарастала во мне. – Ты можешь укрыться в моём скромном доме, пока не прибудет новый эскорт…

Юлия вышла из носилок, оглядела остатки своей свиты, на мгновение задумалась.

– Ступайте и приведите сюда стражу… – распорядилась она.

Но раб и вольноотпущенница остались на месте, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

Юлия нахмурилась:

– Неужели я должна повторять приказ?

Служанка промямлила:

– Я не могу вас покинуть, моя госпожа. Оставить здесь одну с незнакомцем…

– Я знаю этого человека. Он предан мне. Ступайте же! – Она даже притопнула ногой.

Раб и вольноотпущенница покорно удалились, а Юлия решительно направилась в сторону моего дома, как будто не однажды бывала здесь.

4

По-хозяйски оглядев моё скромное жилище, в котором атриум был столь мал, что преодолевался в несколько шагов, а таблинум и триклиний соединялись воедино, Юлия сразу же подошла к стеллажу со свитками. Развернув первую попавшуюся рукопись, она сдула пыль и, поморщившись, сделала вывод:

– Значит, ты живёшь один, учитель.

– Один… – подтвердил я, всё ещё держа в руках керамическую белуквию, взятую у входа, чтобы освещать путь.

Она удивлённо воздела брови:

– Как же ты обходишься без слуг? Кто поддерживает в твоём доме порядок, кто готовит еду?

– Женщина, живущая по соседству, готовит обед и убирает в доме, когда я могу ей заплатить…

Юлия звонко рассмеялась:

– И высока плата за услуги?

Я смотрел на повзрослевшую ученицу, осознавая, что совсем не знаю её. И дело не в том, что она была не похожа на себя прежнюю, на ту девочку-подростка, какой я её помнил. Она разительно отличалась даже от той Юлии, которая сегодня шла в праздничной процессии с видом весталки.

Передо мной стояла уже не целомудренная жрица, а опытная женщина, циничная и развязная, как гетера, всё знающая про свои чары. Прямой, призывный взгляд, полуоткрытые, припухлые губы, алая полупрозрачная туника и золотистая стола, которые не столько скрывали, сколько подчёркивали её наготу, обрисовывая крутые бёдра и узкую талию, небольшую, но правильной формы упругую грудь. Весь её облик говорил о том, что слухи о плотских похождениях дочери Цезаря вовсе не беспочвенны.

Зачем она оказалась среди ночи в одном из самых опасных районов Рима? Почему её не сопровождали преторианцы? Я не смел задавать такие вопросы, невольно любуясь свежестью её кожи, молодым блеском глаз, розовым и нежным, как внутренняя поверхность морской раковины, ушком, которое обнажалось, когда она грациозно и непринуждённо поправляла свои золотистые волосы. Какими же нелепыми и досужими показались мне в этот миг недавние мысли о браке старика с юной матроной: «Разве возможность день и ночь любоваться юной красотой не достойная плата за муки ревности?»

– У тебя есть вино? – не дождавшись ответа, поинтересовалась она.

У меня в доме было недорогое италийское вино.

Я поставил на стол кувшин, налил вино в глиняную кружку. Она отпила несколько глотков.

– Ты по-прежнему увлекаешься Еврипидом? В том пыльном свитке – его стихи… Я помню их наизусть… – И, приняв артистическую позу, прочла:

Тот, по-моему, смертный счастлив,
Который, до жён не касаясь,
Детей не рождал; такие
Не знают люди…
Сладки ль
Дети отцам или только
С ними одно мученье…

Во время чтения лицо её менялось. Пропали цинизм и призыв. Передо мной снова была милая и любознательная девочка.

Она заметила перемену во мне, улыбнулась застенчиво и мягко:

– Я помню все твои уроки, учитель. И Еврипида могу цитировать часами. Вот послушай:

В колчане соблазнов две
Бог златокудрый стрелы хранит —
Ту, что блаженным навек человека творит,
Рядом с той, что и сердце и жизнь отравляет… —

произнесла она с неподдельным чувством.

Я затаил дыхание, дивясь её метаморфозам. И тут в одно мгновение она вдруг резко расхохоталась.

Я снова почувствовал себя обманутым и устыдился умилению, проступившему на моём лице.

Юлия, оборвав смех, заговорила голосом низким, грудным:

– О боги, лёгкий даруйте мне нрав, светлые мысли, благую способность жить беспечально сегодняшним днём… Сегодня ты спас меня, учитель! Думаю, ты вполне достоин награды…

Едва уловимым движением руки она расстегнула серебряную застёжку у плеча, и невесомые одежды с легким шелестом упали к её ногам.