Роман с фамилией

Ярко мерцали факелы, освещая искажённые лица и блестящие мечи. Поодаль стояли носилки, в каких обычно передвигаются представители знати. К ним пытались прорваться вооружённые люди. Им упорно сопротивлялись шестеро рабов. Истошно визжала женщина…

Голос разума подсказывал мне затворить окно и не ввязываться в чужую драку. Но я вырвал из стенного крепления факел и бросился к выходу.

Обогнув угол дома, я сразу наткнулся на двух сражающихся. Дюжий детина сучковатой дубинкой охаживал одного из рабов. Тот из последних сил заслонялся коротким мечом, но пропустил очередной удар и рухнул с проломленным черепом.

Детина резко развернулся ко мне, взревел, как медведь, и занёс дубинку для нового удара.

Я инстинктивно ткнул ему в лицо факелом. Он взвыл, выронив дубинку, закрыл заросшее щетиной лицо руками и отпрянул в темноту.

Ко мне кинулся другой разбойник с фракийским мечом. В ноздри ударила смесь запаха пота и крови. И этот почти забытый запах битвы больше всех иных обстоятельств пробудил во мне дух воина.

Мой новый противник оказался опытным бойцом: он точным ударом меча выбил мой факел. Не раздумывая, я применил приём, которому учил меня доблестный Артаксий. Применил так ловко, точно все прошедшие годы оттачивал его. Поднырнув под меч врага, я сделал шаг в сторону, схватил его за тунику и, проведя подсечку, бросил через бедро. Он перевернулся в воздухе, плашмя грохнулся оземь, нанизавшись на собственный клинок.

На земле валялись тела убитых. Ещё два разбойника вели бой с рабами-носильщиками. Через несколько мгновений, вонзив своё оружие друг в друга, пара противников упала замертво. В схватке с последним нападавшим верх явно одерживал раб. Раненный в руку, он всё дальше оттеснял своего противника от носилок. Когда тот увидел, что остался один, кинулся бежать. Раб с криком последовал за ним, и оба скрылись в темноте.

Я подошёл к носилкам. Подле них, раскачиваясь из стороны в сторону, как кобра перед заклинателем, на земле сидела женщина. Она, обхватив голову руками, с завываниями повторяла одно и то же:

– О моя госпожа, о моё бесценное сокровище! Зачем ты покинула нас!..

Отдёрнув занавеску, я заглянул в носилки. В них на подушках лежала женщина, лица которой было не разглядеть. Она была неподвижна, но крови и ран я не увидел.

Я взял свесившуюся руку. Она казалась совершенно безжизненной и холодной, как у покойницы, но еле слышный ток крови под моими пальцами свидетельствовал, что женщина жива.

Я повернулся к служанке:

– Перестань выть! Твоя госпожа жива. За углом есть водовод… Сходи намочи свой платок!

Она перестала причитать, послушно убежала и вскоре вернулась с мокрым платком.

– Разотри виски своей госпоже, – снова распорядился я, уступая ей место. – И дай ей понюхать благовоний, если есть…

Служанка безропотно повиновалась и склонилась к своей матроне.

Я поднял с земли факел, начинённый смесью горючей серы с известью. Он ещё мгновение назад казался почти потухшим, но тут разгорелся с новой силой.

Раздались быстрые шаги, и в круг света вбежал раб. Его левая рука свисала плетью и сильно кровоточила. Смуглое лицо было бледным. Увидев меня подле носилок, он приготовился к бою.

Я успокоил его:

– Я не враг… Живу по соседству…

Раб опустил свой меч, но глядел на меня с недоверием.

– Ты догнал того, кто напал на вас? – спросил я.

Он отрицательно покачал головой.

– Это плохо. Если он вернётся с подмогой, нам несдобровать.

Тем временем старания служанки увенчались успехом. Её госпожа застонала, пришла в себя.

Осветив её лицо, я остолбенел.

– Здравствуй, Юлия, – пробормотал я.

Она приподнялась на локте, вглядываясь в меня:

– Учитель, ты? Какие боги привели тебя?

– Госпожа, этот человек защитил нас, – подала голос служанка.

Юлия оглядела поле недавней битвы:

– Кто эти негодяи? Кто посмел напасть? – Её лицо исказила судорога гнева.

– Прости, Юлия, но этот район плохое место для ночных прогулок… – неосторожно заметил я.

Она уловила мой менторский тон и усмехнулась:

– А ты не переменился, учитель… Но я уже не твоя ученица! – и неожиданно добавила с лёгкой иронией: – Неужели ты умеешь драться? Это крайне удивительно для того, кто всю жизнь провозился со стилом и восковыми табличками…

– Я не всегда был ритором и грамматиком… – пробурчал я.

Она недоверчиво вздёрнула атласные брови:

– Неужели ты воевал? Никогда бы не подумала… Впрочем, – она окинула меня изучающим взглядом, – руки у тебя довольно крепкие. И плечи. И торс. Да ты, пожалуй, прав: у тебя фигура воина, а не мыслителя… Как это я прежде не замечала… И всё же довольно странно: я волею Венеры очутилась здесь, эти подлые разбойники, и вдруг… возникаешь ты, учитель, в роли моего спасителя…

У меня едва не вырвалось, что куда более странно – видеть её, дочь повелителя мира, здесь в плебейском квартале, в такой неурочный час, но я ответил выспренно и велеречиво:

– Счастлив оказаться тебе полезным, достопочтенная Юлия, дочь Цезаря.

Юлия снова усмехнулась:

– Ты говоришь, учитель, как герой греческой трагедии. Я помню, как ты учил нас…