Роман с фамилией

У меня потемнело в глазах от ослепительной красоты молодого женского тела, которое в свете лампы казалось отлитым из красного золота. Непропорциональность её фигуры: очень маленькие груди с тёмными сосками плохо гармонировали с тяжёлыми детородными бёдрами и коротковатыми ногами – сполна искупалась золотом волос, светом лучистых глаз, зелёных при дневном освещении, а сейчас казавшихся жёлтыми, как у тигрицы.

– Я изнемогаю от желания, учитель… Возьми меня! – почти простонала она.

Я уже забыл, что это такое – обладать женщиной, дарить ей свои ласки и испытывать ответные. Будучи воином, я бездумно терзал плоть захваченных в плен чужестранок, став рабом, испытал на себе поцелуи продажных девок из лупанария. Получив свободу, стал сторониться женщин, предпочитая одиночество. Ни одна женщина не пленила меня, не пробуждала во мне желания обладать ею…

Прелести Юлии впервые за многие годы пробудили во мне мужские желания, заставили напрячься, приложить усилия, чтобы сохранить внешнее спокойствие и невозмутимость.

Но Юлия расценила иначе.

– Ты меня презираешь… – пробормотала она. Щёки её пылали. От всего её тела исходил пламенеющий жар. – Ты поверил этим мерзким слухам, которые распускают обо мне мужчины, потерявшие способность любить, и уродливые старухи, так и не познавшие власть Купидона… А может, ты боишься моего отца?! Этого мерзкого распутника, натянувшего на себя маску святоши, издающего законы о благонравии и бесчинствующего с молоденькими подругами своей жены, этой ядовитой гадины Ливии, готовой задушить меня только за то, что я – дочь Цезаря?

Она перевела дыхание и продолжала так же горячо обвинять отца и весь свет, забыв, что стоит передо мной совершенно нагая:

– Какое право имеет этот обожествляемый всеми человек, что зовётся моим отцом, судить меня? Меня, не знавшую материнской ласки, трижды отданную им замуж за нелюбимых мужчин, один из которых был совсем мальчик, не умеющий обращаться с женщиной, второй – грубый солдафон и развратник, а третий – Тиберий – любил да и продолжает любить другую… Да, родной отец отдал им на растерзание мою юность, он продавал меня, как публичную девку, ради сохранения своей единоличной власти, любимой им больше всех женщин Рима. Власть Цезаря, а вовсе не его нимфетки и даже не эта смрадная Ливия является его страстью… Вот ради чего он готов перешагнуть через меня, свою единственную дочь, через мои страдания, мои чувства! Он готов поступиться своей честью, чтобы только навсегда остаться принцепсом, а значит – первым. Я знаю: это ведь он способствует гнусным слухам обо мне, которые его соглядатаи и шпионы разносят по ушам римлян… Неужели ты, учитель, веришь тому, что говорят обо мне?

– Подними свою одежду, Юлия, – тихо и ласково сказал я. – Я не верю слухам. А если бы и поверил, то и тогда не посмел бы судить тебя, мою патронессу. Я по-прежнему люблю тебя как мою лучшую ученицу… Телесные соблазны недолговечны. Вечны только боги и наши души.

– Разве боги не учат нас любить и ненавидеть? – воскликнула она.

– Подними свою одежду, Юлия, – повторил я как можно мягче. – Прости меня, но я уже старик… – произнеся эти слова, я уже сам верил в то, что говорю, и мои прежние размышления о старом муже и молодой жене уже вовсе не казались мне такими абсурдными. Переведя дух, я закончил свою отповедь: – Мне уже нет смысла менять привычки. Поверь: у кого меньше всего желаний, у того меньше всего нужды.

Юлия слушала меня молча, всё больше наливаясь гневом.

Прежде я читал у Энния Квинта о женской натуре, дескать, когда ты хочешь, они не хотят, когда же ты не хочешь, их охватывает страстное желание. Публий Сир утверждал, что женщина любит или ненавидит: третьего у неё нет. У Горация почерпнул я мысль, что неистовствовать свойственно женщинам. Но одно дело – книжные премудрости, и совсем другое – разъярённая женщина рядом!

Лицо Юлии покрылась пунцовыми пятнами. Она стала похожа на дикую кошку, которая вот-вот кинется на меня.

– Как я ненавижу тебя, отца, мужа, вас всех! – зло прошипела она.

В этот момент в двери дома забарабанили. Раздались грубые голоса:

– Немедленно отворите!

– Откройте, именем Цезаря!

– Я, помощник префекта претория, требую немедленно открыть дверь!

– Прошу тебя, Юлия, прикрой свою наготу, – взмолился я и распахнул дверь.

На пороге стоял помощник префекта личной гвардии Цезаря Валерий Легур. Из-за его спины выглядывала вольноотпущенница Юлии, у входа в дом толпилось с десяток преторианцев в полной амуниции.

– Где госпожа, что с ней? – не удостоив меня приветствием, сурово спросил Валерий Легур.

Я не успел ничего ответить, как из-за моей спины вышагнула вперёд Юлия. Руками она придерживала порванную на груди столу. Волосы были растрёпаны, лицо раскраснелось, а глаза метали молнии, точно так же, как у её отца, когда он был в гневе.

– Арестуйте его, – указав на меня, приказала она Легуру. – Этот человек пытался силой овладеть мной!

5