Роман с фамилией

Встречным должно было быть очевидно, что перед ними – настоящий рыцарь со своим оруженосцем. Рыцарем я рассчитывал стать в самое ближайшее время. В моей дорожной сумке, кроме Святого Писания, подаренного Себастианом, лежало письмо, адресованное дядюшкой-епископом графу Раймунду Тулузскому IV Сен-Жилю, ко двору которого я направлялся и на чьё покровительство в предстоящем Крестовом походе рассчитывал.

Путь нам предстоял неблизкий, дорога оказалась довольно пустынной.

В первый день навстречу попались только две простые повозки и несколько путников-селян. При нашем приближении они предпочли спрятаться в придорожных кустах и оттуда с испугом взирали нам вслед, пока мы не удалились.

Пейзаж, вопреки моим ожиданиям новизны и приключений, был скучен: пустынные поля чередовались с сосновыми борами да с рощами вечнозелёного дуба – никаких рыцарских замков и даже заурядных постоялых дворов…

Правда, ближе к вечеру мы проехали через небольшое селение, показавшееся мне необитаемым – полуразвалившиеся хибары, крытые почерневшей соломой, на единственной улочке, по которой пролегал наш путь, ни людей, ни скотины, и даже собаки ни разу не тявкнули…

Однообразная дорога, небо, затянутое серыми облаками, – всё это располагало к неторопким дорожным разговорам, но Пако оказался спутником молчаливым: за весь день он произнёс всего несколько фраз, и то в ответ на мои вопросы. Впрочем, это не мешало ему успешно выполнять обязанности проводника и оруженосца.

На ночлег мы остановись в небольшом сосновом бору, росшем на пологом горном склоне.

Пако отыскал среди сосен пригодную для стоянки поляну, закрытую от посторонних глаз. Место для лагеря было удобным. Из расщелины среди камней бил родничок. На поляне густо зеленела трава.

Пако проворно расседлал, стреножил лошадей и мула. Отпустив их пастись, он так же ловко установил шатёр и развёл костёр.

Мы поужинали припасами, которыми нас снабдили в Риполе, и устроились на ночлег. Перед сном мне удалось немного разговорить своего спутника.

– Родился я в Лангедоке. Мать моя – коренная окситанка, а отец – каталонец. Мать говорила, что он – большой человек и я обликом и статью очень похож на него… Может статься, что мой отец такой же сеньор, как вы… – с усмешкой сказал Пако. – Впрочем, мне всё равно: я никогда его не видел. Равно как и он меня… И какое мне дело, сеньор, до того, идальго мой отец или нет?

– Я тоже рос без отца, – невольно вырвалось у меня. – Но я всегда скучал по нему…

Этот короткий разговор немного сблизил нас, хотя и оставил во мне сомнение: «Зачем я сказал Пако, что скучал по отцу? Разве рыцарю пристало показывать свою слабость?»

…Весь следующий день мы быстро, насколько это было возможно, продвигались в сторону Восточных Пиренеев.

Горы всё отчётливее проступали впереди. К полудню стали видны белые снежные шапки на высоких вершинах, синие отроги хребтов, расползающиеся вдоль горизонта наподобие щупалец гигантского спрута, какого видел я в книгах Себастиана.

Пако уверенно вёл наш небольшой караван к ближайшему перевалу, которым, по его словам, обычно переправлялись через горы путники из нашего графства во владения Раймунда Тулузского.

За перевалом располагалась Ронсевальская долина, та самая, где по легенде погиб кумир моего отрочества – легендарный рыцарь Роланд, наперсник Карла Великого. Я глядел на приближающиеся каменные громады с трепетным чувством, как на превращающуюся в реальность мечту.

Между тем дорога стала оживлённее. Всё чаще нам встречались путники, уже не бежавшие прятаться в кусты, а лишь отходящие на обочину, чтобы пропустить нас. Несколько раз мы обгоняли вереницы купеческих мулов с огромными тюками, а однажды навстречу нам попалась повозка бродячего цирка с артистами в разноцветных трико.

Издали завидев нас, трое акробатов соскочили с телеги, двое стали крутиться в воздухе, как цветастые ветряки, а третий, со всклоченной головой и размалёванной красками физиономией, перегородив дорогу, принялся клянчить, приседая и гримасничая:

– О, храбрый и благородный рыцарь, вознаградите артистов за их труды! Одного суэльдо будет вполне достаточно! Впрочем, мы, любезный сеньор, не откажемся и от доброй бутыли вина, если таковая есть в ваших запасах… – Он скорчил умильную гримасу, которая приобрела кислый вид, едва циркач взглянул на Пако.

Я полез в кошель, висевший на поясе, но Пако удержал:

– Сеньор, простите мою вольность, не следует поощрять этих слуг дьявола! Мало того, что бездельники нарушают церковные запреты, лицедействуют и поощряют греховные страсти, так они ещё норовят опустошить ваш кошель! Прошу вас, не тратьте на них ни вашего драгоценного времени, ни денег… И то и другое вам ещё пригодится! – Он грозно прикрикнул на фигляра: – А ну, пошёл прочь!

Тот отпрянул в сторону, давая нам проехать. Но едва мы удалились на значительное расстояние, лицедей разразился в наш адрес такой грязной и разнузданной бранью, какую мне прежде слышать не доводилось.

Пако придержал коня и потряс в его сторону плетью:

– Позвольте, сеньор, я проучу наглеца?