Роман с фамилией

Но я не разрешил: уже близился вечер, надо было засветло добраться до постоялого двора.

Мы подстегнули лошадей и продолжили путь, оставив фигляров промыслу Божьему и их лицедейству.

На подъезде к постоялому двору, когда солнце уже готовилось нырнуть за горный хребет, напоминающий очертанием спину секача, мы обогнали крытую громоздкую повозку. Её влекли две пары белых лошадей, запряженных цугом, и сопровождал эскорт из десяти всадников в запылённых плащах и доспехах.

На деревянном коробе повозки я разглядел герб графов Тулузы – червлёный щит с золотым лапчатым крестом на нём. Расширенные оконечности креста венчали золотые яблоки.

Мы почти обогнали эскорт, когда один из латников окликнул моего оруженосца. Пако поздоровался с ним и, замедлив лошадь, какое-то время ехал рядом, о чём-то негромко беседуя.

Догнав меня, Пако сообщил, что встретил приятеля-португальца по имени Амару:

– Мы вместе служили у Раймунда Тулузского. Амару и сейчас служит в его личной охране.

– Значит, граф Тулузский здесь?

– Нет, сеньор. Амару сопровождает графиню Эльвиру, молодую супругу графа Раймунда, а также его племянницу Филиппу, жену герцога Аквитанского Гийома. Отец графини Эльвиры, король Кастилии Альфонс Храбрый, давний союзник Раймунда и известный воин. Он прославился при освобождении крепости Толедо от сарацин. Графиня Эльвира – его внебрачная дочь. Она воспитывалась в королевской семье, и, по словам Амару, весьма красива…

Мне пришлось не по нраву, как вольно Пако рассуждает о королевских особах, и я сурово перебил его:

– Мне неинтересны эти подробности. Скажи лучше, как высокородные сеньоры оказались в этой глухомани и не в Тулузу ли они теперь направляются?

– Сеньоры гостили у короля Наварры Гарсии Санчеса, а теперь возвращаются к своим мужьям. В Тулузу они едут или нет, мне доподлинно неизвестно. Амару сказал только, что они остановятся в ближайшей таверне. А она здесь только одна. Если прикажете, то вечером за кружкой доброго вина я узнаю у своего приятеля, куда достославные сеньоры держат путь…

Я кивнул Пако и отвернулся с самым равнодушным видом, на который был способен. На самом деле новость показалась мне знаком судьбы, ибо к мужу Эльвиры я направлялся с письмом, а сочинениями мужа Филиппы – герцога Аквитанского всегда восторгался.

В глубине души я лелеял мечту, что в самое ближайшее время смогу лицезреть этих высокородных дам.

Однако едва повозка въехала на постоялый двор и остановилась, воины эскорта окружили её плотным кольцом, заслоняя от любопытных взоров.

В сопровождении седого величавого старика в бархатном камзоле, украшенном золотой цепью, из повозки вышли четыре дамы в длинных плащах с капюшонами, так низко надвинутыми на лица, что разглядеть их оказалось невозможно. Все женщины, судя по их движениям, были молоды и стройны, но госпожами, очевидно, являлись те, что шли впереди – походка их была легка и величественна, а это присуще только подлинным сеньорам.

Одна из этих шедших впереди дам, поправляя капюшон, ненароком обнажила золотистый локон, мелькнувший подобно солнечному лучу. Её белые, изящные пальцы, унизанные драгоценными перстнями, показались мне столь совершенными, что не оставили никаких сомнений в прекрасном облике их хозяйки…

Этого видения оказалось достаточно, чтобы разбудить моё воображение, которое я усиленно усмирял с того самого дня, как попал под тёмные чары своей мачехи Бибиэны…

Облик Бибиэны, конечно, был прекрасен. Но красота, о которой я мечтал, совсем иного свойства – ангельская, одухотворённая, напрочь лишённая низкой чувственности. Та красота, которой рыцарь посвящает себя и свой меч, во имя которой совершаются подвиги преданности и послушания…

Кто была эта незнакомка – Эльвира или Филиппа?

Моё сердце, казалось, навсегда умершее для любви и восхищения, мгновенно ожило, забилось сильнее. Оно уже безраздельно принадлежало незнакомой Прекрасной Даме с золотистыми волосами. И мне было всё равно, замужем она или нет!

Но таково уж свойство влюблённости: стоит ей возникнуть, и сердце начинает желать большего. Едва только златокудрая сеньора скрылась в таверне, мне тут же захотелось увидеть её лицо и узнать имя незнакомки. Но случая для этого в этот вечер не представилось.

Получить свободную комнату для ночлега нам с Пако не удалось. Все немногочисленные помещения в таверне заняли знатные дамы со спутницами и тот важный старик, что их сопровождал.

Нам пришлось довольствоваться сеновалом, где разместились и воины эскорта. Впрочем, сеновал оказался чистым, каждому из нас были предоставлены тюфяки, набитые соломой, и суконные одеяла, а запечённый заяц и кисловатое молодое вино, предложенные на ужин хозяином таверны, вполне утолили голод и жажду.

Однако несмотря на сытый желудок, лёгкий хмель и усталость, уснуть мне сразу не удалось.

Рядом раскатисто храпели Пако и Амару, успевшие опустошить пару кувшинов вина. Им вразнобой вторили остальные воины.