Роман с фамилией

Пако появился в монастыре после полуденной молитвы.

Дядюшка уединился с ним в исповедальне. Они вышли оттуда не скоро.

Ожидая, я нетерпеливо прохаживался по патио. Первым вышел из храма Пако. Он издали поклонился мне и направился в келью для паломников. Следом на пороге появился дядюшка и подозвал меня к себе.

– Радуйся, Джиллермо, я нашёл тебе оруженосца! – объявил он.

– Это Пако? – удивился я решению моего наставника, который обычно следовал пословице: семь раз отмерь, единожды отрежь. – Но почему он? Вы же его совсем не знаете? Осмотрительно ли так доверяться первому встречному!

Дядюшка обрадовался:

– Ты становишься осторожным, Джиллермо. Это хорошо! Воину осторожность крайне необходима. И впредь веди себя так, но о моём выборе не волнуйся. Уверен: этот Пако не подведёт…

– Да он же с виду сущий разбойник… – непроизвольно вырвалось у меня сомнение в искренности моего недавнего спасителя.

Дядюшка укоризненно покачал головой, но продолжил без нравоучений:

– Это как раз тот человек, которого мы искали. Он много лет служил в Тулузе в войске графа Раймунда, к которому я собираюсь тебя направить. А теперь этот Пако решил отойти от ратных дел и полностью посвятить себя служению Божьему. Для того и прибыл в Риполь. Исповедовавшись в грехах, он сегодня же просил постричь его в монахи. Но я, отпустив Пако прошлые грехи, смог убедить его последовать за тобой в Святую землю, пообещав, что по возвращении, конечно, если Господь будет милостив к нему и позволит ему вернуться из Крестового похода живым, он получит лучшую келью в нашем монастыре…

– Я всё же не стал бы так доверяться… – начал я старую песню и тут же осёкся, запоздало устыдившись собственной неблагодарности.

Дядюшка улыбнулся:

– Ты думаешь, дорогой Джиллермо, среди тех, кто отправился к стенам Иерусалима сражаться за Гроб Господень, будут одни святоши? Готовься исподволь к тому, что встретишь там много таких же грешников и заблудших душ, как этот Пако. К тому же ты сам видел, как он смел и решителен, как умело обращается с конём… Полагаю, что он и в бою будет надёжно прикрывать твою спину. Главное, что Пако хорошо знает жизнь мирскую, но при этом сделал осознанный выбор в пользу жизни духовной. Он будет стремиться вернуться в Риполь и, значит, сделает всё для того, чтобы и ты, Джиллермо, вернулся сюда невредимым.

– А вы не подумали, падре, что Пако могла подослать Бибиэна? – выложил я свой последний аргумент. – Уж как-то очень вовремя он появился на моей дороге…

– Ну, тогда стоит предположить, что и жеребца для тебя нарочно подослала она, и понёс тебя он не иначе как по её тёмной воле… – не разделил моих опасений дядюшка. – Подумай сам: будь Пако посланцем твоей мачехи, разве бы кинулся он тебя спасать! Напротив, ещё бы подстегнул твоего Вельянтифа… Вот что, Джиллермо, не ищи того, чего нет. Уж я-то разбираюсь в людях!

Дядюшка был так убеждён в своей правоте, что я согласился с его доводами.

2

Мой отъезд пришёлся на день рождества небесной покровительницы рипольской обители – Святой Девы Марии.

Дядюшка-епископ вышел проводить меня в праздничном облачении и не смог сдержать слёз:

– Прощай, дорогой Джиллермо! Ты отправляешься вершить святое дело! Поезжай с лёгким сердцем! Я и вся наша братия будем денно и нощно молиться, чтобы Благословенная ныне и присно Святая Дева оберегала тебя… – Он по-отечески меня обнял, шепнув на ухо, что даёт мне отпущение грехов in articulo mortis[6], пообещал сообщить моему отцу о том, что я отправился в святой поход и, чтобы отец не гневался за то, что это было сделано без его согласия, отыскать самые нужные и убедительные слова, дабы умилостивить его.

Я сдержанно поблагодарил моего благодетеля, прилагая усилия, чтобы сохранить суровое выражение лица, которое, по моему глубокому убеждению, присуще подлинному рыцарю.

– Береги себя, Джиллермо, – перекрестил меня дядюшка. Он и в миг нашего расставания не удержался от очередного напутствия. – Отныне, мой мальчик, ты сам будешь принимать все решения. Всегда соизмеряй их со святым именем Господа нашего и с тем славным именем, какое носишь по праву рождения. Запомни, как «Отче наш», что слава предков придаёт блеск только тем, кто носит её с достоинством, а опозоривших своё имя она делает ещё более презренными…

Сопровождаемые колокольным звоном, мы с Пако неспешно выехали из ворот монастыря. Наш путь лежал на северо-восток, в сторону Руссильона.

Со стороны наша кавалькада, как мне казалось, выглядела довольно внушительно. Впереди ехал я на рыжей генетте, выносливой лошади испанской породы, следом на пегой кобыле покачивался в седле Пако. Он вёл за собой в поводу моего Вельянтифа, к седлу которого были приторочены щит и копьё с небольшим треугольным флажком, разукрашенным в золотисто-алые геральдические цвета моего рода. Замыкал шествие серый печальный мул, гружённый поклажей.