— Учил? — рассмеялась миссис Прайс. — Нет! Филип учился в какой-то школе, а потом он сам занимался, дома. А Герберт, он... Он следил за ним, чтобы чего не натворил. Он ведь и с кулаками на него бросался, и вроде на мистера Колина тоже, на гостей. Другу мистера Колина прокусил руку, — миссис Прайс подняла пухлую ладонь, — вот здесь, основание большого пальца. Один раз из окна вылез на карниз. Да много всего, чего мне Герберт и не рассказывал. В общем, в детстве с ним сладу не было. А Герберт, он был физически очень сильный, очень. С детства работал с досками, с брёвнами, потом в госпитале, знаете, взрослых мужчин с носилок перекладывать, да ещё там всякое... Но потом, когда я приехала в Лоули, это всё прошло. При мне Филип был очень спокойным, тихим таким.
— А муж вам вообще много рассказывал? О Торрингтонах? Об Ардене?
Миссис Прайс поджала губы.
— Мало. Он не любил говорить об этом.
— Потому что ему было тяжело с Арденом?
— Я не знаю точно. Он его жалел, мне кажется. Он так и говорил: сердце разрывается. Говорил — один раз это было, он уже не работал, мы в новостях услышали, что мистер Арден учредил премию в честь леди Виктории, — и Герберт так разозлился, сказал, что зря он так с ней носится. Что ей лучше было бы его в приют отдать, чем сделать то, что она сделала.
— А к Колину Торрингтону он как относился?
— Уважительно. Я бы сказала, что он был ему очень предан. Это редкое сейчас качество, — миссис Прайс покачала головой. — Он был очень благодарен, что мистер Колин не выгнал его из Каверли вместе со всеми. Что поставил на важную должность. Платил щедро, а деньги Герберту были очень нужны. У матери же с сёстрами так своей крыши над головой и не было, и он поклялся, что заработает ей на хороший дом. А ещё мистер Колин ему доверял. Герберт очень этим гордился. Когда Филип уехал, насовсем, мистер Колин сделал Герберта своим личным слугой. Он ведь медбратом был, Герберт, умел ухаживать за больными, перевязывать, делать уколы, всё-всё умел. И, опять же, он был сильным, а мистера Колина надо было перекладывать то в ванную, то на постель. А в последние месяцы он от него вовсе не отходил. Мы, понимаете, только поженились, полгода не прошло — хотя жили-то мы в разных местах, я в Лоули, а Герберт в доме, — вот, только поженились, а мистеру Колину стало совсем плохо, и Герберт возле него просиживал днями и ночами. Но я понимала всё это. Я, наверное, поэтому за него и вышла, что он был... очень преданный человек, очень верный. Он несколько лет за мной ухаживал, представляете. И если бы мне в первый день, как я его увидела, сказали, что мы...
Миссис Прайс всхлипнула и вытерла кончиками мизинцев выступившие слёзы. Они немного помолчали, ожидая, пока растревоженные чувства улягутся.
У Реда были более важные вопросы для словоохотливой миссис Прайс, но его почему-то странным образом занимал один:
— Почему именно он? Почему именно ваш муж?
— Я ведь сказала: он был медбратом. Когда доктор Эшворт приезжал, ему не надо было ничего объяснять. Герберт всё понимал, знал все препараты, знал, когда обезболить и как...
— Нет, простите, я не про это. Я про Филипа Ардена.
— Вот этого я не знаю. У Герберта были достоинства, но можно было найти такого же сильного, ловкого мужчину и не обезображенного. Хотя, знаете, — миссис Прайс задумалась, — как-то Герберт мне говорил... У мистера Колина были свои странности, у богатых у всех причуды. Ему это казалось красивым: видеть их вместе. Филип был очень красивым мальчиком, на редкость, и мистер Колин говорил, что рядом с Гербертом он кажется ещё красивее. Но ведь вряд ли из-за одного только этого, — отмахнулась миссис Прайс. — Хотите фотографию покажу? Герберт сохранил несколько. Их мистер Колин сам снимал, он любил фотографировать. У него даже лаборатория в доме была.
Ред кивнул, и ему только сейчас пришло в голову, что в Каверли — если не считать портрета леди Виктории в одном из парадных залов и толпы давно умерших предков в портретной галерее — не было ничьих портретов и фотографий. Обычные места, где они скапливались в богатых домах: каминная полка, стол в кабинете или библиотеке, крышка рояля — все эти места пустовали либо были заняты статуэтками и прочей белибердой.
Миссис Прайс долго перебирала что-то в жестяной коробке, далеко отводя фотографии от глаз, чтобы рассмотреть. Потом она подала Реду три больших снимка, два из них были сделаны примерно в одно время, на третьем Арден был заметно старше. На первой Арден и Герберт Прайс были сняты в саду в полный рост, две другие больше напоминали портретное фото, но были сделаны в комнате, которую Ред не узнавал: на одной виднелся совершенно пустой простенок между окнами, по бокам от которого свисали тёмные шторы, на другой — те же самые шторы и кусок заложенного камина.
— Где это снято? — сглотнув и с трудом подавив дрожь в голосе спросил Ред.
— Где-то в особняке, — предположила миссис Прайс.
— Не помню такой комнаты.
— А вы видели все?
— Нет, не все.