Сидевшая напротив женщина в яркой шифоновой косынке назвала какое-то местечко. Ред успокоился: в расписании оно значилось до Чиппенхема, где ему нужно было сходить.
Он сел на самый ранний поезд, какой только возможно, чтобы за один свой выходной день успеть повидать миссис Прайс и вернуться в Каверли. Конечно же, в вагоне он заснул и спал, кажется... Ред взглянул на запястье: почти час. Понятно, почему шея так сильно болела.
На встречу с миссис Прайс Ред очень и очень рассчитывал. Каверли не торопился делиться своими тайнами, а времени оставалось всё меньше. Ред, когда ехал в поместье, очень надеялся на сплетни среди прислуги (они были, но о ком угодно, только не об Ардене), на подслушанные телефонные разговоры (бесполезная болтовня о гонорарах авторам, платежах типографии, соперничестве с «Обсервером» и составе нового жюри для присуждения премий), на письма в архивах... Но ничего этого не было. Абсолютно ничего. К разгадке того, почему Колин Торрингтон оставил всё Ардену, а его кузен даже не подумал опротестовать завещание, он не приблизился пока ни на шаг. Из подтверждений его теории нашлась разве что пришедшая недавно из Саутгемптона телеграмма от сэра Найджела: «Будь добр 150 фунтов срочно». Арден в тот же день разговаривал с бухгалтером издательства, и Ред был уверен, что тому приказали отправить Найджелу требуемую сумму.
И Ред ничего не понимал. То есть он понимал, что сэр Найджел, как и предполагалось, жил на деньги Ардена, но почему, почему? Почему сэр Найджел не попытался забрать их себе? Почему Арден платил за его развлечения? Они заключили договор? Но какой смысл заключать договор и выпрашивать деньги, если Найджел и так мог отсудить себе приличный кусок? И какой смысл Ардену это терпеть? А терпел он, если судить по синякам, многое...
Пока одно с другим не увязывалось. И появление в и без того запутанной истории Джеймса Эллиота — скандальная и ценная находка, особенно если он согласится дать интервью, — смешало карты ещё хуже. Несколько дней назад Ред отправил ему письмо по тому адресу, который любезно переслали из Британского орнитологического траста. Он просидел за ним полночи, пытаясь задать вопросы так, чтобы Эллиот на них ответил и не бросился скорее сжигать письмо, которое, пусть и завуалированно, но говорило о том, что Эллиот был гомосексуалистом, что, как известно, каралось по закону, и весьма сурово в некоторых случаях.