Роман с Луной

Мне хотелось облегчить их судьбу, привнести хотя бы искорку надежды. Я строчила сценарий и плакала, а ведь я редко плачу – при ком тут плакать? Да и потом, когда что-нибудь приключается – некогда обливаться слезами, надо засучивать рукава, куда-то нестись сломя голову, что-то предпринимать. А если уж ничего от тебя не зависит, опять смысла нет.

Тут Рита звонит:

– Маруся, можешь поздравить меня и Фиму, сегодня у нас большой праздник – День Пожилых и… День Страуса. У нас он празднуется впервые, но все попросили, чтобы он был теперь ежегодно.

Я пригласила их в гости по этому случаю, – на макароны с зеленью и кальмарами, но они мне отказали. Днем раньше Серафим поехал за город на встречу с подругой его первой жены, которую не видел ровно пятьдесят лет.

Несмотря на то, что наше финансовое положение обрело довольно радужные перспективы, Фима по инерции продолжал экономить, принимая все без разбору приглашения, чреватые угощением. Причем к своему визиту начинал готовиться загодя, постясь и предаваясь возвышенным размышлениям. А дальняя дорога его не смущала, поскольку у него бесплатный проездной, он мог на званый обед отправиться даже в другой город.

Фима прибыл на какой-то забытый полустанок, вышел из электрички, огляделся, увидел сидящую на лавочке бабушку – она была единственной на платформе – и весело направился к ней, держа перед собой свою фотографию полувековой давности, где он молодой красавец с черной шевелюрой, вздымающейся высоко над головой, каким она его знала.

Та вскочила, бросилась его обнимать, пригласила к себе домой и накормила до отвала фаршированной рыбой, после которой у Фимы случилось буйное расстройство желудка. Видимо, эта женщина от волнения тоже слишком задолго начала готовиться к Фиминому приезду.

Я снова погрузилась в работу. Правильно рассчитал Вольдемар: люди нашей Земли должны познакомиться с этой очищающей душу историей. Ведь народ в большинстве своем вряд ли кинется ее читать, а мультфильм по телевизору от нечего делать, лежа на диване, посмотрит.

Эх, зря я не читала «Каштанку» мальчику в детстве – как-то не хотелось его огорчать. А теперь ему некогда. Он у нас перешел на другую работу. В арт-клубе разразился скандал. Нам с Кешей позвонил его директор:

– Вы кого воспитали вообще? – спросил он. – Менеджера по рекламе? Или кого? Чтоб вы знали, менеджер – это человек с папкой, от которого хотелось бы слышать два слова: «здравствуйте» и «спасибо». А он у вас – прямо председатель земного шара!

Мальчик уволился, начал ждать подходящего предложения. Все ходил к Белому Дому смотреть объявления – не нужен ли губернатор Чукотки?

Наконец его позвали возглавить отдел рекламы сети продуктовых магазинов «Обжора», названных по имени президента компании Жоры Мовсесяна.

– Да, в нашей стране невозможно совместить духовное продвижение и финансовое. Нужно делать выбор. И я его сделаю! – говорил наш сын, отправляясь на собеседование в компанию. – А вы тут пытайтесь проснуться, пейте кофе, жуйте бетель, кофейные зерна, бейте себя по щекам, щелкайте по носу… Чем вы еще занимаетесь, когда я ухожу?

– Нет, малыш, – отвечала я, заливаясь счастливым смехом. – От окончательной бездуховности тебя спасет чувство юмора.

– А тебя, – он вздыхал, – от окончательного безденежья не спасет ничего!..

На собеседовании со службой безопасности, заполняя анкету, в графе «особые просьбы», он написал: «Чтобы с едой не было никаких перебоев».

– Голодное детство? – спросили его участливо.

И все были удивлены, что у него папа художник, а мама писательница.

– Ничего себе, – скептически заметил начальник службы режима Эдвин Петрович Харонов, – какие у вас родители креативщики! Хотя все одно: рекламщики, пиарщики, писатели, художники…

– Правильно! – ответил мальчик, добродушно улыбаясь. – А другое – военные, киллеры, милиционеры и прокуроры.

Это была практически армейская организация. Все по часам, повсюду установлены камеры слежения, каждый твой шаг запечатлевается и – в архив. Сам Эдвин Харонов, начальник падших ангелов, полностью помешанный на древней германской мифологии, когда с кем-нибудь знакомился:

– Эдвин Петрович, – говорил. И обязательно добавлял:

– Эдвин – значит «бесстрашный»!

Он прошел семь войн, семь горячих точек. У него спецназовское прозвище Конан.

Видимо, приглядываясь к нашему мальчику, пытаясь изучить его характер, Эдвин Петрович не оставлял его ни на минуту. А чтобы это присутствие не казалось подозрительным, все время рассказывал что-нибудь из своего героического прошлого.

Например:

– Взяли мы «вертушку», погрузили туда сейф с боевыми припасами, взлетели. Я не помню, где это было, какой-то глухой аул. Дай, думаю, пошучу. Поджигаю фитиль и собираюсь выбросить его на землю – для забавы, а он оказался очень тяжелый. Мне даже в голову не пришло, что я не смогу его из салона выпихнуть. Короче, в летящем вертолете с боеприпасами горит фитиль, и его с места не сдвинешь! Я до сих пор помню глаза пилота!..

Или: