Роман… С Ольгой (СИ)

— У нас нет такого.

— Он постарше, куколка. На выпускном, наверное. Или предпоследнем курсе.

— Потише, лейтенант полиции, Рома «беспардонный» Юрьев. Куколка — это моя фамилия! — упершись каблуками в стык тротуарной плитки, резко тормозит, не соблюдая банальных правил пешеходного движения. — Ты не наглей, товарищ лейтенант.

— Извини, — сейчас сдаю назад. — А по отчеству? Я Игоревич.

— Алексеевна, — рвано выдыхает.

— Ольга Алексеевна Куколка — будущий архитектор, дизайнер узких улиц? — по всей видимости, кое-кто мечтает, игриво задирая нос.

— Дать бы тебе по шее, хам невоспитанный, — мне слышится или всё-таки бормочет?

— За что? — нахально наклоняю голову, специально задеваю щекой её висок, прикрыв глаза, еложу щетиной по нежной коже. — У меня серьёзные намерения, Лёлик. Не обижайся, пожалуйста, если невпопад залаю. Сделай скидку: я в хлам волнуюсь.

— Вот и помолчи, — пытается отклониться, да только всё без толку. — А вдруг у меня есть парень? Это некрасиво, Рома.

— Есть? У тебя есть парень?

— Решил приступить к допросу?

— Есть?

Ответь же, молодая стерва!

— Твои предположения? — толкается в плечо. — Поднимись, пожалуйста, и убери от моего лица безобразный кокошник.

— Кокошник?

— Твоя шапка…

— Форменная фуражка, Лёлик.

— Напоминает старинный женский головной убор. Вуали — вот так незадача! — не хватает. Вы, как красны девицы, «робята».

— А ты колючая девочка, — вожу по острым ноготкам, которыми она пытается поскрести мой китель. — Тихо-тихо. А можно ещё вопрос задам?

— Стефа? — вполоборота кричит подруге. — Стефа, вы где?

— Замуж хочешь? — шепчу куда-то в землю.

— Спасибо за приглашение… — она в ответ мне грозно шикает. — Это несмешно! Больной, что ли?

— Я не приглашал и не смеялся. И, на всякий случай, не делал предложение.

— М? — я так и вижу, как удивлённо Ольга выставляет глазки. — Отпусти! — начинает вырываться из моего захвата. — Выпил, что ли?

— Ты свободна? Один вопрос! Ну?

— Не нукай!

— Жених есть?

— Напрашиваешься?

— Отставить викторину!

— Пошёл ты…

— Кого-то любишь?

— Себя! Больше жизни, — прокручивается, словно хладнокровный пресноводный гад. — Исключительно себя!

— Ромка, всё нормально? — Андрей горланит в спину.

— Да, — отмахиваюсь от ненужного внимания. — Нет, значит? — снова обращаюсь к не прекращающей возню девчонке.

— Отпусти, сказала! — упирается и едет по асфальту, как на водных лыжах по морской волне, высекая искры из-под мелких металлических набоек.

Я останавливаюсь и, не давая ни одной минуты на рефлексию и никому не нужное размышление, одной рукой подхватываю под коленями. Грубо вздёрнув, поднимаю Ольгу. Подбросив пару раз, поймав при этом недоумевающий взгляд в связке с явным раздражением, прижимаю стройное тело к затянутому в парадку торсу.

— Я поцелую?

— Что?

— Хочу поцеловать! — глазами зацепившись за что-то шепчущие губы, говорю, как робот, действующий по инструкции в случае массированной атаки. — Сегодня погуляем и познакомимся поближе, а завтра станем парой. Согласна?

Упираясь ладонью в пластиковые колодки с только памятными и по важным случаям медалями, Ольга хмыкает и гордо заявляет:

— Обваришься, товарищ лейтенант!

— Это «да»?

— Это значит, кожа с мясом сойдёт, оголив хребет и внутренние органы. Прозрачным будешь бегать и голосить о том, как жестоко обобрали…

— Ты, что, преступница? Работаешь в паре со Степашкой?

— Ага.

— Одна проблемка, Лёля: если ты находишься на свободе, значит, сполна отдала долг обществу.

— Я на условно-досрочном.

— Не предусмотрено статьей.

— Ты уже и номер статьи придумал?

— Судя по мышечной массе и внешнему виду, ты работала приманкой. Не тяжко и не злостно.

— А-а-а! — по-волчьи выгибает шею. — А если я изгой, например?

— Ориентировка не точна.

— У меня недостойная сотрудника полиции биография. Понимаешь?

— С большим трудом. Вы не под присягой, поэтому выражайтесь яснее.

— Мать в тюрьме, Рома, а отец безбожно пьянствует в большом городе. Налегает на пузырь с палёнкой и пристает к родной дочери, распуская руки.

— И для него статью найдём! — смеюсь, но всё же настораживаюсь.

— У меня нет жилплощади, Роман Игоревич Юрьев, — подняв нос и выставив подбородок, горделиво заявляет. — К тому же я живу на двух аршинах в общежитии при институте. Иногда нарушаю условия и являюсь после двадцати трёх ноль ноль в казённые апартаменты. В карман халата коменданта засовываю премию. Это взятка?

— Да.

— Статья?

— Нехорошая, — головой мотаю. — Но у меня есть квартира, Лёля. Найдём выход.

— Большое достижение!

— Своя комната…

— Владеешь долей?

— Какая разница? — приближаюсь к ней лицом. — Ты смотрела на меня?

— Неправда.

— Все два часа застывшим взглядом взирала на мою фигуру в парадной коробке. Я тебе понравился? — смотрю на женские розовые губы.

— Поставь меня на землю, двадцатилетний лейтенант, — вроде отдаёт команду, но тут же мягче добавляет, — пожалуйста. Все смотрят, Рома. А та женщина…

Это моя мать! Маргарита Львовна. Железная Марго. Мистер Юрьева. Превосходный гинеколог в провинциальной амбулатории, принесший в жертву на алтарь «психологически спокойной семейной обстановки» карьеру всемирно известного медицинского учёного.