Роман… С Ольгой

— Я о разводе, — как будто бы он никуда не уходил. Стоит и пялится, как идиот. — Мое условие — один год!

— Год?

— На примирение и разрешение споров. Год собачимся, как не в себя, а по завершении, скажем, в случае сугубо отрицательной динамики, разводимся. По рукам?

— От тебя воняет.

— Извини, — подняв руку, палач принюхивается к оказавшейся у его лица подмышке. — О, привет, малыш, — отвлекшись от не совсем приятных ароматов, он треплет крошечное ушко, которым Пашка прядает, словно невысокая лошадка. — Хорошо пристроился на женской груди. Подъём, наглый котяра. Труба зовёт.

— Где ты был? — таращусь на обнаженный торс и сглатываю слюни, как оголодавшая за лаской человеческая самка.

— На улице.

— Ты оглох?

— Я бегал, Оля. Как известно, аэробные физические упражнения здорово прочищают воспаленные непрерывным мыслительным процессом беспокойные мозги. Я отвлекался и заново знакомился с местностью.

— Шесть часов?

Он отсутствовал одну четвертую часть земных недолгих суток.

— Много пропустил, пришлось навёрстывать. Поможешь с кувшином и тазом?

Не отстанет и всё равно заставит.

— Не обижайся, если вода зальёт глаза и уши, и начнет кусаться и щипать.

— Это я как-нибудь переживу. Всё?

— Что «всё»? — спускаю босые ноги на пол, прикоснувшись пальцами к настилу, вздрагиваю будто обжигаюсь.

— Вот, возьми, — муж выставляет мне под ступни тапки.

— Благодарю, но… — почти не прикасаясь, в сторону носками отодвигаю.

Оттолкнувшись от кровати, встаю и распрямляюсь, наигранно зеваю и, потянувшись, специально выставляю грудь вперёд. Юрьев смотрит на меня, таращится исключительно в лицо, прищурившись, сосредотачивается на моих глазах, а вот колышущиеся сиськи перед носом не вызывают почему-то интереса и скупого уважения вспотевшего — если муженёк не врет, конечно — от шестичасового бега чувака.

— Куда? — разведя руки по сторонам, он медленно вращается вокруг себя. — Где у нас ванная комната?

Да уж, дом старый и не оснащён удобствами, поэтому:

— Миска там, — кивком указываю на комод, о который я пять минут назад отменно приложилась нижними конечностями и бедром.

За шесть часов вода почти остыла, но температура кажется по-прежнему комфортной. Его персональный выбор — моя скупая помощь. Будем вместе принимать походный душ…

В джинсах с обнаженной верхней половиной тела, низко наклонившись, муж колдует над огромным тазом, выставленным на низенький комод. Он тщательно споласкивает шею, руки и лицо, смывая пену, громко фыркает и сплевывает мыло, попавшее случайно в рот. Сейчас я вынужденно наблюдаю, как плавно перекатываются аккуратные мышцы под смуглой кожей, как аккуратно формируют свой узор голубые, ярко выраженные вены на его предплечьях и плечах, как мерно раздается грудная клетка и как глухо бьётся там внутри огромное, но раненое мною сердце.

— Рома? — выливаю ему на шею и затылок воду.

— Угу? — вполоборота отвечает.

— Ром?

— Я слушаю, — муж упирается ладонями в край импровизированного умывальника.

— Ты серьёзно?

— Вполне.

— Недослушал и…

— Двенадцать месяцев, Юрьева. Речь ведь о разводе? Ни о чём другом мы уже не можем говорить, поэтому я считаю, что с этим угадал, — он тянется за лежащим перед ним махровым полотенцем, а я зачем-то подаю его. — Спасибо, — благодарит, перехватив.

— Почему ты такой упрямый?

— Разумный, солнышко. Так точнее, — муж вытирает руки, а затем не отводя от меня глаза, закрывается, прячась за мягкой темно-красной тряпкой. — Ты красивая, жена. Особенно, — бухтит себе под нос и в полотенце, — когда изображаешь Мату Хари.

— Кого?

— Шпионку из Нидерландов. Была такая дама. Историческая личность. Печально закончила, конечно, хотя точно знала, на что шла.

— Пошёл ты… — резко отступаю. — Жрать будешь?

— Не жрать, а ужинать, — откинув наконец-то полотенце, он смотрит на отражение, которое проецируют часы на стенку. — В половину третьего ночи или утра?

— Раньше это тебя не останавливало, — злобно ухмыляюсь, сейчас припоминая, как в прежней жизни мы частенько с ним засиживались на кухне. Прикрыв плотно дверь, кормили друг друга тем, что, как говорится, Бог послал.

— Обмен веществ уже не тот. Возраст, Лёлик.

— Ну да, ну да, — разворачиваюсь, намереваясь подойти к кровати. — Где ты будешь спать?

— Вопрос с подвохом?

— Здесь одна кровать и…

— Кот убрался к себе, — я слышу в голосе крайне издевательский смешок. — Какой мудрый мелкий парень!

— Кыс-кыс, — присаживаюсь и подбираюсь к открытой нараспашку переноске гусиным шагом. — Паша-Паша-Паша…

— Он тактичный малый, Юрьева, — мужские руки трогают меня за талию и властно, скорее нагло и бесцеремонно, притягивают к себе. — Ты отошла? — муж шепчет в мой затылок, забираясь носом в распущенные волосы. — Я могу вернуться в кровать?

— Мы расстались.

— В городе.

— Без разницы. И ты мне изменил.

— Не изменял.

— Василиса, Юрьев! Ты приготовил ей цветы. Белые розы в стильной упаковке.

— Они были для тебя…

Он раздавил их, наехав без зазрения совести колесами своей машины. Размазал по асфальту извинения и выставил меня неблагодарной тварью, а сейчас…

— Отпусти!