«Неблагополучная невестка мистер Юрьевой. У девочки проблемы с женским местом. Она несчастна и слаба на передок, поэтому бесплатно, за идею, потехи или наслаждения ради, раздается и налево, и направо. Бедная-несчастная семья. Порядочные с виду люди, а попали в чан с таким дерьмом. Гнать девицу надо было, а они зачем-то пожалели и пригрели на своей груди. Поддать бы ей под зад, да обоссанными тряпками по наглой роже отстегать, а милые люди из-за сыновьей прихоти приютили в доме молодую блядь, испортившую жизнь их идеальному ребёнку. У неё болячка в голове. Знали? Да-да, да-да. Эта Оля нимфоманией страдает. Да как же так? А чем же мать такое поведение объясняет? Она ведь врач? По-моему, первоклассный гинеколог? Маргарита пичкает её таблетками, чтобы усыпить чересчур активное либидо, но медикаменты шлюхе, видимо, уже не помогают. Девка сильно заигралась. Из-за Юрьевской пизды хорошие ребята стали за решёткой пропадать…».
А кое-кто украдкой добавлял о том, что сгоряча натворил наш Ромка и предрекал мужу скорую расправу, которую обязательно организуют безутешные родственники двух почивших в бозе тварей.
Так о чём конкретном сожалеет муж? По-моему, палач считает, что в тот погожий день мы необдуманно погорячились, вернувшись под тёплое надёжное крыло? Пожалуй, поддержу его. Однако Юрьев ошибся в выборе виновного. Не он недосмотрел тогда, а я нас, как обычно, подвела.
— Не трогай её! — сын заметно понижает голос, почти рычит и определенно угрожает. — Прекрати эти игры, Марго. Считаешь Лёлю недостойной? Ухаживаешь, выставляя слабой? Как долго это будет продолжаться? Эти ролевые игры в медсестру из хосписа и обречённую на смерть, неизлечимо больную женщину?
— Это глупости, тем более что я так не считаю. Слабая? Вряд ли! Скорее, странная и глубоко несчастная. Десять лет жить болью, о которой многие хотят, как можно побыстрее, забыть, не каждому под силу. Да только мощь и крепость тут абсолютно ни при чём. Твоя Лёля — обыкновенная жертва! Она вжилась в эту роль, а теперь, как оказалось, грим ваточкой одним движением не снять. Жена уже пожаловалась? Когда только всё успела?
— Она никогда этого не делала.
— Да перестань, — отмахиваясь от него, смеется.
— Ни разу! Она «кушала» обиду и ревела в подушку, но никогда не обвиняла тебя в том, что ты слишком наседаешь на неё. И тебе об этом хорошо известно. Один день вместе, а обстановка — уже из ряда вон.
— Иди спать, — вдруг перебивает и сразу отворачивается от него.
«Заходи домой» — помалкиваю, но всё равно суфлирую, осторожно раздвигая склеившиеся губы. — «Юрьев, иди ко мне, не стой!».
Муж почему-то не торопится, скорее, наоборот. Назло всё делает. Всегда не так, как просишь. Говоришь ему одно, а в результате получаешь несколько иное. Так и сейчас. Мать отпустила, разрешила, позволила и, видимо, смирилась. И почему он медлит? Почему торчит с ней рядом, словно вкопанный или заколдованный? Ведь я его заждалась.
— Развода не будет, Марго, — упёршись плечом в дверной проём и перекрестив руки на груди, спокойным тоном произносит Ромка. — Я дал ей временную свободу и только. Ты хотела правду? Вот она!
— Временную? — мать, вскинувшись, укладывает руки на скругленные подлокотники вперёд-назад мотающегося кресла-качалки.
— Только что придумал. Притянутая за уши формулировка. Однако если это сработает, мне совершенно всё равно, какое определение после официально войдет в словарь неоднозначных терминов. Мы подали заявление и ознакомились с предложенными нам условиями. Я пообещал, но традиционно слово не сдержу. Жена передумает, а я спокойно подожду.
— Где ты живёшь?
— Рядом.
— Ромочка, — а Юрьева, по-моему, действительно не понимает, — ты не мог бы…
— Я трус, мам, поэтому недалеко ушёл. Нас разделяет типовая лестничная клетка. Это означает, что Лёлик обзавелась новым соседом мужского пола приблизительно одного с ней возраста. Он, как водится, женат, но с супругой возник небольшой конфликт и крохотное недопонимание. Они обязательно помирятся, а жизнь наладится. Квартира напротив после отъезда прежних хозяев пустовала. Я любезно или по старой дружбе выручил ребят, запросто внеся залог за проживание в том месте в течение года.
— Ты… Что?
— Я дал на примирение супругов двенадцать месяцев, что в двенадцать раз больше, чем выделенный срок от государства, которое по задумке должно быть заинтересовано в сохранении когда-то созданной ячейки общества.
— А она? — сильно оттолкнувшись, мать выпрыгивает из набравшего скорость кресла и подскакивает к Ромке аккурат под нос.
— Что? — сын смотрит свысока, будто дразнит безразличием, но не изменяет тон.
Господи! Как сильно «этот мальчик» ненавидит «эту мать». Он дышит ей в лицо, и стиснув зубы, наблюдает за тем, как родительница вьётся маленькой змеей.
— Оля знает?
— Конечно.
— Сынок… — она протягивает руку, чтобы погладить по щетинистым щекам высокого мужчину, который специально отклоняется и вместе с этим поворачивается к нашему окну лицом.