Роман… С Ольгой

— Это верное решение, — не хочет отступать, но всё же с пробуксовкой отвечает. — Ты скажешь ему «спасибо» за то, что появился шанс.

— Ваш сын — убийца и козёл! Я каждый день шепчу «спасибо», что вообще жива.

Икнув, мамашка давится слюной, сводит плечи, формируя между старческих лопаток горб, но пару раз прокашлявшись, внезапно принимает очень гордый вид.

— Он жестокий человек, который с недавних пор возомнил себя творцом, — смотрю на эти странные попытки казаться ничем не прошибаемой женщиной, нервничаю и быстро лепечу, намереваясь, как можно больше и быстрее рассказать. Иначе разнесёт к чертям собачьим, если не успею, остановлюсь и поддамся лютой злости, от которой сильно закипаю и чушь, естественно, лабаю. — Не у меня с башкой проблемы, а у Вашего сыночка дефект, вероятно, с момента появления. Он эгоист, недалёкий человек, думающий исключительно о своей выгоде, безапелляционный, настырно ересь утверждающий и пользующийся при этом колоссальной силой, с объёмом которой мне, например, не то что не удастся совладать, а мериться жалкими попытками даже не стоит. Юрьев сломает эту Ольгу, потому что высший разум прошептал ему на ухо благословение и дал добро на любые действия. Его настырность — ваш дефектный персональный ген?

— Я предпочитаю формулировку «целеустремлённость», — мягко поправляет. — Осторожнее со словами, детка. Не заметишь, как шустро вылетят, а ты их после не поймаешь.

— Целеустремлённость? — плюю на предупреждение, одновременно с этим вращаю блюдце с пустой кофейной чашкой, перебирая пальцами кромку с золотистой вставкой. — Упрямство — да!

— Он выбрал тебя, затем чересчур скоропалительный брак с девчонкой восемнадцати лет, живущей на стипендию в крысятнике строительного института. Мы не возражали, наоборот, поддерживали, останавливая и фильтруя личные выражения, когда вынужденно общались с тобой, потому что намерения сына ничем не перешибить. Да, это наша с Игорем кровь. Ромка дышал своей избранницей и жил ради твоей стремительной карьеры. Он пошёл на жесточайшее по своей сути преступление из-за тебя, хотя мог этого и не делать, потому что, как говорится: «Ты сама пришла и всё страждущим любезно предложила!»; полгода отсидел за справедливость, о которой ты же голосила на предварительных слушаниях, выставляя себя в жутко неприглядном виде.

— Я… Я… Я… — теперь быстро хлопаю ресницами, похоже, инстинктивно открывая или закрывая наполнившиеся влагой безумные глаза. — Не надо… Ма-ма…

— Всё! Я замолчала, — поднимает руку, демонстрируя ладонь. — Давай, пожалуй, поговорим спокойно и не здесь, — она оглядывается, при этом сильно скашивает взгляд, что-то даже шепчет и резко вздрагивает, когда мальчишка-официант с лучезарной улыбкой на губах и маленьким подносом, проходит мимо нашего стола. — Посидим у моря? Оля?

— Неужели Вы считаете, что…

— Исправь-ка меня, Ольга Юрьева, — внезапно грубо перебивает, — если я не права. Тебя задело не то, что Ромка решился на первый шаг вперёд, а то, что специалистом оказалась молодая девочка с миловидной внешностью и прекрасным именем. Она моложе, Оля, и успешнее, потому что доброжелательнее и терпеливее по отношению к мужчине, обратившемуся к ней за помощью. Скажи, красивое имя? Василиса-а-а…

Я ревную! Ревную к девке, которую никогда не видела. Здесь, безусловно, Юрьева права. Но об этом стоит помолчать, а свекровь, по-видимому, нарастила силу и перешла на новый уровень, сохранив все девять жизней, чтобы доконать меня.

— Вы нашли не специалиста, но подобрали неплохую партию для несвободного от обязательств сына? — выкатываю предположение, некоторое время донимающее меня бесконечным повторением.

— Не стану отвечать. Но ты его отталкиваешь.

— А он не уходит, — развожу руки по сторонам.

— Вопрос времени!

Ну да, ну да! Ей, конечно, лучше знать. Научные трактаты и цитатки бородатых мудрецов из античной Греции, которые даже в двадцать первом веке не утратили актуальности, не дают Марго спокойно спать. Сейчас хочу признаться:

«Я дура и вынужденно снимаю шляпу. О, милосердный Боже, как Марго мудра и, твою мать, непрозаична!»