Роман… С Ольгой

— Здравствуй, Оленька, — свекровь останавливается, не дойдя лишь нескольких шагов до гнутой деревянной ножки моего стула. — Разрешишь? Можно присесть или ты кого-то ждёшь? Здесь очень мило. М-м-м, а какой аромат! Это булочки? Шоколадные круассанчики?

Сказать, что эта женщина меня достала — намеренно солгать. Её наличие, как живой человеческой единицы на планете Земля, делает существование окружающих людей просто-таки невыносимым. Поражаюсь, как можно быть такой деятельной и стервозной в свои шестьдесят семь лет. Внешность, правда, подкачала, а по остальному «ширпотребу» нареканий как будто бы и нет.

— Доброе утро, — непроизвольно пощипываю кожу на запястье правой руки. — Пожалуйста, — кивком указываю на свободное напротив место и прячу верхние конечности под стол, там их укладываю на колени, нервно проглаживая ткань воздушной длинной юбки.

— Ой, спасибо, девочка. А Ромочка… — садясь, с интересом осматривает помещение, выбранное мною для нашей встречи. — Одна здесь? Посекретничаем, да? Это даже к лучшему. Я так давно не выбиралась в город, чтобы просто посидеть в кафе, пройтись по набережной, встретить старых друзей, посудачить о том о сём с Оленькой, например. Ты великолепно выглядишь, но красочки на глазки не мешало бы добавить. Например, тронуть тушью твои светлые реснички и бледненькие губки розовеньким подрисовать. Почему ты не следишь за собой, наша маленькая Юрьева? Что с настроением? Почему волосы распущены? Нет-нет, тебе идёт, но жарко, на улице июльский зной, а у тебя кончики слиплись, словно в сладкое вареньице попали. Неужели… — она протягивает руку, чтобы прикоснуться к моей щеке. Я отклоняюсь и демонстрирую всем естеством, как мне это неприятно. — Маленький ежонок, да? Колючки выпускаешь? Оля-Оля…

Плюнуть ей в лицо хочу, но всё же останавливаюсь и унижение терплю.

— Сынок позже к нам присоединится? — спрашивает осторожно.

— Ваш сын на работе, — неторопливо отвечаю через зубы. — Дневной макияж мне никогда не удавался. Вы же знаете, Марго. Предпочитаю иссиня-чёрную подводку на глазах, но если нанесу на кожу ваксу в десять часов утра, то рискую попасть в отряд мочалок, соскучившихся за мылом в жопе. Ваши слова? Не переврала?

Знает же! Зачем об всём расспрашивать, изображая мировую мать?

— Как хочешь, — теперь она отмахивается, как от жалкой мухи, по глупости присевшей на кончик носа, чтобы сопли у свекрухи пососать. — А ты? Что с твоей работой, детка? Всё ещё на вынужденной удалёнке?

Ох, как много сахара в её словах, в щенячьем взгляде и ложном по содержанию участии.

«Не пропустить удар, собраться, не вкушать елей, который она зальёт мне в уши, быть настороже и на провокации не поддаваться» — молчаливо заклинаю. — «Эта женщина опасна, а я жалко трепыхаюсь мелкой птичкой в её скрюченных когтях».

— У меня обеденный перерыв, — ориентируюсь довольно быстро и без лишних экивоков предоставляю свой развёрнутый ответ. — Глаза болят, сидеть весь день перед монитором. Решила сделать небольшой перерыв и выйти…

— Погулять? — она заканчивает за меня. — Это правильно, это хорошо, но…

Без её сына, по-видимому, таким, как я, лучше не околачиваться в поисках на свой зад любого вида приключений?

«А почему?» — хотелось бы спросить. — «Потому что он хороший, а ты, девочка, по-прежнему плохая. Да не кричи ты, мама, — я ведь не глухая…».

С Маргаритой надо быть всегда настороже и держать ухо в остро, располагая мать на расстоянии, чтобы успеть предусмотреть возможный ход, комбинировать и озвучивать подходящее решение и незамедлительный исход, именно поэтому я первой начинаю разговор:

— Как папа?

— Без изменений. Правда, ни в лучшую, но и ни в худшую сторону. Специалисты говорят, что отрицательной динамики не наблюдается, а непрофессионалы после этого с нескрываемым облегчением выдыхают. Почему я не могу приходить к тебе? — Марго не собирается отступать. — Что было в тот, прошлый раз? Ты отошла? Олечка, как ты себя сегодня чувствуешь?

У неё энергия, похоже, бьёт божественно неиссякаемым ключом. Не удивлюсь, если окажется, что Маргарита втихаря, из-под полы, жуёт стимулирующие, запрещённые законом, препараты. Она ведь заслуженный медицинский работник, не покинувший свой пост, так что вполне себе возможностей у неё хоть пруд пруди, хоть черпай экскаваторным ковшом. Выписать себе щадящую дозу энергетиков Юрьева могла. Но не буду голословно обвинять ту, от которой по-прежнему многое зависит в нашей с мужем жизни.

— Не знаю, — плечами пожимаю, — но уже всё нормально. Наверное, съела что-то не то.

— В то утро несварением мучилась?

— Грубый секс с Вашим сыном вызвал желудочно-кишечный спазм. С некоторых пор запах мужской спермы не переношу, а он чрезвычайно плодовит на брызги. Ему бы трахаться почаще, а Юрьев, как идиот, чего-то от ненакрашенной чувихи терпеливо ждёт. Тошнит от окружения. Вы же знаете: чего я только не пила. А застоявшееся супружество с каждым блядским днём становится просто-таки невыносимым. Вы не могли бы его к себе забрать?