Роман… С Ольгой

— Заткнитесь и послушайте, — подаюсь на неё верхней половиной тела, упираюсь грудью в край стола, впиваюсь мышцей в деревянную поверхность, как будто насквозь прошивая мякоть.

— Прости, детка, — исподлобья таращится на меня.

— Закройте рот, мама, — со своей стороны сжимаю скатерть и тяну её вместе с Юрьевой на себя. — Довольно унижений и воспитания. Вы не дождётесь покорности, по крайней мере, от меня. Вам не удалось приручить невестку десять лет назад и сейчас ни хера не выйдет. Но, надо бы отдать Вам должное, так старались подлизаться и влезть ко мне в душу, чтобы стать подругой, почти мамой и сестрой. Я называю Вас по имени, копируя стиль Юрьева, любимого сынка, который так же, как и я, ненавидит свою мать. Вы били нас. Уже забыли?

— Нет.

— И слава Богу! Придурок-Юрьев, как мужик, возможно, всё в мозгах похерил, а я, напротив, с годами становлюсь памятливее, злее и опаснее.

— Я не могу повлиять на то, что произошло, но, девонька, настало время двигаться вперёд. Вы теряете возможное счастье, ковыряясь пальцами в болоте, заполненном страданиями. Вы не расстались через год, не разошлись и через пять, но десять лет адовых мучений — явный перебор. Не хотите счастья друг для друга — просто уходите. Разбегайтесь кто куда. Не оглядывайтесь, а ищите что-то новое впереди себя, но только не живите этой болью. Любое желание обязано исполниться. Если это так, то вам с Ромой не суждено быть вместе. Значит, «порознь» — ваш с сыном индивидуальный потолок.

— Это Вы как поняли? Вас посетило видение, что-то бестелесное спустилось и в ухо прошептало, или Вы решили плыть по течению малограмотной толпы? Идея Ваша?

— Нет. О чём ты говоришь? Что имеешь в виду?

Марго забыла, видимо, добавить:

«Я что-то, Лёлик, не пойму, как можно не любить моего лучшего на свете сына?».

— Причисляете себя к пособникам?

— Да и нет. Ольга, куда ты клонишь?

— Юрьев привык к безнаказанности, мама, поэтому берегов уже не наблюдает, даже его друзья это понимают. Он лезет на рожон, с огнём играя, провоцирует жену, при этом ласково уничтожает. Он спит со мной, закрыв глаза, потому что… Теперь Ваши предположения, ибо я что-то, в попытках разгадать и оправдать такое поведение, физически и умственно истощилась.

— Не посвящай меня, пожалуйста, в такие дела. Мы говорим о той медицинской процедуре? Тебя волнует, будет ли больно?

— Да! — рявкаю и вынужденно отступаю.

— Когда он обратился за советом и помощью, то сказал, что это совместное решение, более того, ты якобы не возражаешь, полностью согласна, мнение разделяешь и чуть ли не всеми конечностями на дыбы вставала, чтобы ускорить процесс. Вижу, что ситуация кардинально иная. Засранец, да?

Хм, это очень странно.

— Вам виднее, — отворачиваюсь, слежу за мельтешащей на центральном пляже толпой галдящих отдыхающих.

— Об этом никто не будет знать. У тебя есть вопросы по осуществлению? Хочешь обсудить, как это будет происходить?

— Нет, — прикрыв глаза, спокойно отвечаю.

— Что тогда так возмутило?

Ох, твою налево мать! Она, похоже, не желает знать? Так опостылело? Круг заезжен нашей с Юрьевым повозкой, а у мамы голова от монотонного движения болит? Она старается соскочить с набравшей скорость карусели, да только тот, кто разгоняет маховик, не спешит нажать на тормоз, чтобы дать возможность случайным пассажирам с лохотрона встать.

«Так какого чёрта она сует свой нос туда, где о её советах не просили?» — вот, что несколько дней подряд не даёт мне спать.

— Распотрошим несчастную. Это если кратко по тому, как я понимаю эту процедуру. А чего такого? В самом деле! Что этой барышне терять? Если честно, то насрать: и на боль, и на унижение, и на паршивое состояние души, и на широкий, современный взгляд на вещи. Но Вам ведь не дают покоя лавры бывших коллег? При этом Вы хотите что-то Господу доказать? Даёте сыну призрачную надежду, а меня калечите. Вам мало? Решили угробить, добить, чтобы жалкая не мучилась?

— Тише, пожалуйста, — посматривает через своё плечо и глупо улыбается. — Мы ведь не одни и…

— Ва-си-ли-са! — вещаю по слогам. — Старинное имя. Словно тычинка на жёлтой сердцевинке у долбаной ромашки. Подобрали кандидатуру для активного пестика многострадального сынули? Одобрили, потому что на девственность проверили? Она в девочках не залежалась, а?

— Детка… — мне слышится в этой пошлости небольшая укоризна и, конечно, злость.

Ей-богу, я её сейчас ударю.

— Ничего не выйдет. Хотите знать, почему?

— Нет.

— Я на это никогда не пойду. Хоть вколите мне слоновью дозу наркоза, а я всё равно восстану. Сползу с операционного стола и воткну Вам в сонную артерию самый длинный скальпель. Найду силы, соберусь и сделаю. Никто, ни Юрьев, ни Вы, ни суд общественности, ни первые лица государства, не принудят меня сдать биоматериал, чтобы гарантированно обеспечить появление на свет потомства. До некоторого времени я наивно полагала, что Ваш сын не растерял здравый смысл и долбаное сострадание, но недавно смогла убедиться в том, что он просто корчит из себя доктора Менгеле, виртуозно оперируя медицинскими понятиями, выдавая дело не по делу термины.