Роман… С Ольгой

— Мужчины устроены специфически, Оля. Наглое враньё недалёких людишек, утверждающих, что заинтересованность можно преградами подогревать, теряет первенство по объяснениям, почему мужчины не бросают Снежных королев, к которым ты себя причисляешь. Десять лет сражений за счастье с когда-то выбранной женщиной сильно истощили сына. Он признался, что устал. И я его прекрасно понимаю. Жалеть можно, когда рана свежая и обильно кровоточит. Но идти на поводу у человека, который специально ковыряет тромб, чтобы насладиться содержимым под бурой коркой, значит, становиться жертвой очень тонкой манипуляции. Пора приходить в себя и браться за отпущенные вожжи собственной Судьбы. Ты несешься в пропасть, Юрьева, и тянешь мужа за собой. Он не устраивает в постели — обратись к специалисту, обсуди с Ромой интимные моменты, пересмотри правила сексуальной игры, потребуй уважения, но не гноби, предварительно надираясь до белых слоников в злачных заведениях. Он перестанет ждать тебя, детка, — подмигнув мне, отвечает.

Да уж, а я ведь не заметила, как ловко Юрьева перехватила инициативу, и теперь из вынужденной отсидки в обороне, стремительно переходит в открытое наступление.

— И?

— Он здоров и скоро будет счастлив. Рома на это заслуживает. Довольно муссировать события, взбивая яйца сыну.

— Вы правы, мама. Счастье — это крепкое здоровье, например, отсутствующий артрит, нормальный уровень сахара в крови и стабильная психика. Я не оспариваю его анамнез и генетический набор. Василиса — его потолок?

— Поживем-увидим.

— Это чистейшее предательство!

— Это жизнь.

— Вы… — вслепую запускаю руку в раскачивающуюся на спинке стула сумку, чтобы вытащить пачку сигарет и зажигалку, — так спокойно говорите об этом…

— Здесь нельзя курить, — внимательно следит за мной.

— Мне можно! — шлёпаю картонкой по столу. — Попробуйте запретить и станете первым свидетелем того, что здесь произойдёт. Ваш сын со мной не спорит. Кстати, мы пропускаем бокальчик красненького вместе, а сигаретку Ваш Ромочка прикуривает, когда я его о том прошу. Он не возражает против пьяной женщины, с которой может делать то, что хочет.

— Ах, как глупо, девонька. Не надо. Остановись. Не стоит…

— Ссориться с матерью мужчины, с которым я встречаюсь? — кое-что из прошлого ей припоминаю.

— С которым ты двадцать лет живёшь. Кстати, вы отпраздновали годовщину?

Ага-ага! Нечего нам праздновать. Десять лет счастья и такое же количество страшной каторги — не лучший повод для безудержного веселья, а бытового «пьянства» нам, как говорится, за глаза.

— Сэкономили, — не спуская с неё глаз, двумя пальцами вытягиваю из помятой пачки сигарету.

— Мерзко!

— Я Вас не держу. Сожалею, что не успели попробовать «шоколадные круассанчики». Здесь можно оформить заказ навынос. Поднимите руку, — вставив в губы заточенный в папиросную бумагу никотин, смотрю, прищурив взгляд, — и к Вам кто-нибудь подойдёт, чтобы узнать: «Я могу Вам помочь? Что у Вас случилось?».

— Не усугубляй и не нагнетай. Оля, мы перестали тебя жалеть. Сейчас ты переигрываешь, манипулируя чувствами сына. Не надо! Говорю, как человек почти в два раза тебя старший по возрасту. Это не приведет ни к чему хорошему, а мне не хотелось бы стать свидетельницей еще и развода. Как будто мало я пережила… — хмыкнув, глухо добавляет. — Будь, пожалуйста, нежнее с мужем, Лёля. Он ни в чём не виноват. Не истязай гневом вкупе с безразличием, не третируй наслаждаясь, любимого мужчину за то, что натворил, когда, превысив силу, заступился за тебя…

Сука! Хочу, чтобы рогатый эту женщину подрал. Я никогда не могла её переговорить, а сейчас, по-моему, теряю хватку и запал. Пусть проваливает к чёрту со своими мудрыми советами. Легко выдавать рекомендации, стыдить и пробивать на жалость. Ей, как матери, тяжело понять, почему у меня с её прекрасным по всем позициям сыном что-то не сложилось…

Ежедневные по утрам пробежки, от пола отжимания с нагрузкой, чёртово подтягивание и бесконечные силовые страдашки-тренировки с бешеным рукоприкладством по любимой штопанной боксерской груше поддерживают физические возможности Ромки на должном уровне. Он великолепен — я это признаю и в этом признаюсь. Особенно прекрасен, когда с уставшим, довольно кислым видом, забросив руки, через голову и плечи снимает не расстёгнутую белоснежную рубашку, оставаясь в низко спущенных на поясе, зауженных совсем не по-мужски штанах; или когда почёсывая рельефные кубики на каменном, довольно узком прессе, лениво шаркает в ванную комнату, чтобы там под зубодробильную музыку в полном одиночестве принять горячий душ, неспеша побриться, раздув, как Капитошка, щёки, и загрузить, конечно, стиральную машинку своими личными вещами; или когда нацепив на нос очки в тёмной роговой оправе, Юрьев просматривает сообщения в рабочем чате от своих подчинённых и коллег. Палача красит общий вид и безбашенное состояние… Убеждена, что в его кривых мозгах живёт огромный червь, который ищет сильного хозяина.