Роман с Полиной

Я вспомнил, что читал о Распутине. Его достоинство всех сводило с ума. Самые блестящие фрейлины императорского дворца, забыв стыд, искали близости с ним. Его длина была 32 см, а у основания, вдобавок, выросла бородавка, которая во время контакта так заводила партнершу, что некоторые даже теряли сознание. Власть Распутина над женщинами была беспредельной.

Ну, почему это не я?! Я представил, как Полина кричит от страсти и радости… мечты прекрасны, действительность же убога… Почему все так вульгарно просто? Почему от величины и крепости члена в этом мире зависит все? Или почти все? Ух, как я понимал князя Юсупова. Этот наглый бородатый мужик пришел со своим мерзким дрыном на случку с его юной прелестной женой. И как было ему отказать — друг царя, любовник царицы — он вдурь валил любую на спину, терзал двадцать минут, и после этого любая становилась его рабой.

Увы, это не я. Полина стесняется смотреть мне в лицо. А я не знаю, как быть дальше. Что-то сказать или просто уйти молча? А что я скажу? «Извините за покушение с негодными средствами»?

Я с трудом отыскал трусы, которые как-то попали в пододеяльник. Надевая их, с омерзением посмотрел на свой мелкий и вялый орган, который был в два раза меньше, чем у того разбойника из Сибири.

Полина тоже молчала. Она лежала с закрытыми глазами и кажется чего-то ждала.

Я подумал, что нельзя уходить молча. Так уходят хамы. Полина разве в чем виновата?

Я встал перед тахтой на колени — не потому, что я такой рыцарь печального образа, а чтобы не громоздиться пожарной верстой. Я снял с нее одеяло. Полина тут же испуганно натянула его на себя. Она мельком глянула в мое лицо. Я увидел в ее глазах страх. Бедная, она боялась меня.

— Полина, не бойся меня. Я плохой, но я не зверь… — я хотел сказать что-то необходимое для нее в эту плохую минуту, но я не знал что и я сказал то, что сильнее всего мучило меня самого. — Прости, что я изгадил тебя…

Полина молчала. Тогда я отвернул маленький уголок одеяла. Под ним лежала стопа. Пальцы на ней испуганно сжались. На одном, на изгибе, была молодая мозоль. Я прислонился грудью к тахте и стал осторожно, один за одним, целовать пальцы. Дивный, сладкий вкус пота. Я совершенно не брезговал. Я был удивлен, мне не было это противно. Наоборот, были какая-то радость и даже восторг, что я делаю это и что это мне не противно. Тогда я стал подниматься губами выше и дошел до колена.

— Не надо, я так не люблю, — прошептала Полина, и от звука ее, ставшего мне родным, голоса словно камень свалился с моей души. Я почувствовал необыкновенную нежность к ней и необычайную силу. Я стал целовать ее спину, руки, шею.

Она повернулось ко мне. Ее лицо было заплаканным. Я стал целовать каждую слезинку на нем и выпивать ее, промокая губами. Неожиданно Полина обняла меня и прижалась своими губами к моим. Меня трясло как в лихорадке. Все звенело во мне от желания и силы… Как было потом, я никогда никому не скажу…

— Толик, ты можешь ответить мне на один вопрос? — спросила Полина.

— Я могу ответить на любой твой вопрос, — ответил я.

— На любой? Нет, ответь на один, но только правду.

— Как скажешь, — я поцеловал ее.

— Почему у тебя такая странная фамилия — Осс — ты еврей или немец?

— Кем хочешь, тем буду.

— Нет, я хочу правду, ты обещал… — в ее голосе послышалась еле заметная и очень женственная капризность.

Я ощутил, как во мне опять растет желание и мощь. У меня закружилась голова от предчувствия чего-то грандиозного, я сказал ей:

— Выходи за меня замуж.

— Когда? — насмешливо спросила Полина.

— Чем быстрее, тем лучше, — я весь горел, я чувствовал, как у меня пылают щеки.

— Зачем? — спросила Полина.

— Я буду тебя защищать, — как-то слишком непросто ответил я.

Полина тут же уловила этот паршивый тон и поморщилась. Боже мой, ведь я искренне хотел бы защищать ее от всего, что готовит нам каждый день наша жизнь, откуда такая фальшь в моем голосе? Почему, когда человек хочет сказать что-то искреннее, но высокое, все кажется вдруг фальшивым. Почему не фальшивы только ирония, сатира и юмор? Почему злость никогда не кажется нам фальшивой?.. Потому что, обещая хорошее, нам врут, а суля плохое, говорят правду?.. Интересно, это уже кто-то сказал или я сам придумал? Полина ответила мне с иронией:

— Я уже дала согласие Роберу, у него больше возможностей защищать меня.

Вот и накрылась моя любовь сытой американской задницей.

Стукнула входная дверь в смежную комнату. С работы явился ее отец, он притащился с дружками и все матерился там за стеной:

— Где, блин, подмени, да где, блин, подмени…

На моем лице, видимо, отразился испуг.

— Не бойся, защитник, у него есть недостатки, но есть и достоинство — он никогда не заходит ко мне, — прошептала Полина.

Она проводила меня по общему коридору, по которому нам навстречу валили сотни людей с кастрюлями, сковородами и сиденьями от унитазов.

Мы шли вместе до пешеходного перехода у перекрестка улицы Дмитрия Ульянова и Профсоюзной. Я спросил:

— Можно я тоже задам один вопрос?

Полина посмотрела на меня внимательным взглядом.

— Можно, — сказала она.