Она погрузилась в работу. Но этот бесконечный трепет, от которого то и дело содрогалось её сердце, возвращал Гермиону в прошедшую ночь. Его рукам, его взгляду, его нежности. Каково ему сейчас? Каково быть подозреваемым во всех грехах этого мира? Ему, кто по-настоящему чист душой, кто искренен во всех своих проявлениях! Ему быть главным подозреваемым? За что? За слабость юности, за послушание отцу? Нет! Она не допустит, чтобы их чувства опорочили. Она будет смело сражаться!
Смелость. Чем ближе подходил момент истины, тем меньше её оставалось. К шести часам вечера, Гермиона уже не чувствовала себя от ужаса. Почему она должна отчитываться о своей личной жизни? Ну почему?
Стук в дверь поверг её в шок. Она молча смотрела перед собой и просто ждала. Испуганная секретарша заглянула в кабинет.
— Извините, мисс Грейнджер, к вам мистер Трэверс, — тихо произнесла она.
Жаркая волна охватило всё тело, ударяя в голову. Дыхание перехватило. Она медленно поднялась с кресла.
Майлз вошёл в кабинет. Было видно, как он взволнован, как тяжело дышит. Тёмно-серый строгий костюм, голубой галстук, белоснежная рубашка. Он словно готовился к ответственной встрече. Синева его глаз завораживала. Она ещё не видела его таким. Гермиона молчала, просто потеряла дар речи. Так нуждалась в нём, так надеялась на спасение, невероятное и несбыточное. И вот он здесь, просто стоит перед ней и молчит.
— Как? — наконец выдавила она. — Как ты вошёл?
Его напряжённое лицо немного расслабилось.
— Не думал, что эта штука и правда работает, — ухмыльнулся он, доставая из кармана тёмные очки. — Журналисты смотрели на меня, как на сумасшедшего, но не узнали.
— Майлз, — нежно улыбнулась она.
Гермиона подошла к нему, смотрела в глаза. Его решительность немного пугала и… восхищала. Они в едином порыве шагнули друг к другу, заключая в объятия.
— Зачем ты пришёл, — быстро зашептала она, пряча лицо на его груди. — Ты хоть представляешь, что сейчас будет? Напрасно. Не надо было так рисковать. Они… нас разорвут.
— Потому и пришёл, — хрипло говорил он. — Я не могу допустить, чтобы ты одна оправдывалась за нас. Мы сейчас должны быть вместе, развеять все сомнения, всё расставить по местам. Нельзя допустить, чтобы о тебе писали гнусности, ложь. Ты этого не заслужила.
Она прерывисто вздохнула.
— Твой отец направил запрос на вызов нотариуса. Он хочет… изменить завещание.
Гермиона почувствовала, как его сильные руки, осторожно сжимают её плечи.
— Если бы ты знала, как я этого хочу. Хочу избавиться от этого тяжкого бремени. Чтобы ничто не разделяло нас, никакие условности.
Она крепче прижалась к нему.
— Мой прекрасный рыцарь, если бы ты знал, как я счастлива. Не смотря ни на что. Где ты пропадал так долго?
Майлз бережно целовал её макушку.
— Идём, Гермиона. Покончим со всем этим и продолжим наш путь.
— Хорошо, — весело прошептала она, поднимая голову и задыхаясь от внезапно настигнувшего поцелуя. Её сладкий стон стоит всех богатств мира. Ему больше ничего не нужно.
Через пару минут они вышли из кабинета. Попрощавшись с секретарём, Гермиона взяла Майлза под руку. Они неспеша шли по коридору, словно никакие неприятности и не сваливались им на голову. Встречающиеся люди задерживали на них взгляд, особенно на нём. Майлз знал, о чём думают все эти люди. Это был безмерный интерес. Он пытался найти в звучащих вокруг мыслях хоть каплю осуждения. Но его не было. Так было всегда, женщины, впервые увидев его, внутренне вздыхали и восхищались его красотой, мужчины подозревали, что он попросту альфонс. Так было с его четырнадцатилетия, так что за пятнадцать лет Майлз к этому совершенно привык.
Лёгкая улыбка играла на его устах, потому что слышал её. Гермиона репетировала пламенную речь о том, что каждый человек в этой жизни имеет право на шанс быть счастливым, и даже если он совершил ужасные поступки, но раскаялся, нужно дать ему этот шанс. А уж мистера Трэверса это даже не касается, потому что он образец честности и благородства.
И в лифте, окружённые волшебниками, они были под прицелом. Гермиона вдруг вспомнила, как неловко было ехать с ним рядом впервые, она так откровенно к нему прижалась. Когда Майлз вдруг расплылся в очаровательной улыбке, она осуждающе на него взглянула: «Не подслушивай! — беззвучно потребовала она. — Так нечестно!»
— Прости, — шепнул он. — Это было слишком сложно.
Гермиона взглянула шутливо-укоризненно, невольно крепче прижимаясь к его плечу.
Когда лифт открылся, они не торопились покинуть кабину. Гермиона дрожала, Майлз это чувствовал.
— Мы просто будем честны, — тихо произнёс он. — Правду всегда говорить проще всего.
— Что если они зададут такой вопрос, на который нельзя ответить? — встревоженно говорила она. — Например…
— О легилименции? — немного напрягся Майлз.
— Да. Ведь это очень важно.
— Я отвечу.
Гермиона вздохнула.
— Ну, идём.