Роман в письмах

Мне надо уходить на Всенощную, поэтому быстро прочитала то, о чём ты спросил моего мнения… Наверное, тебе важно первое сердечное чувство — от ума моего тебе проку мало, знаю. "Плач души перед Богом" — вот что мне пришло. Вспомнился старец Силуан Афонский с его выкристаллизованной простотой правды. Наверное, в этих душах — автора и святого — чувствую родство. Возможно, автору хорошо бы было читать старца Силуана, потому, что один академик сказал завистливому монаху, который удивлялся: зачем академик ездит к простому монаху Силуану, такие слова: "Чтоб понять этого простого монаха, надо академиком стать". Дай Бог дойти автору до Силуановских высот, тогда и художественность (её ведь нет) не нужна — всё в простоту уложится, вся красота в ней одной. Кстати, там много обещано в предварительном слове, но обещано. И только… Храни тебя Бог, любимый. Удовлетворил ли тебя мой ответ? Согласен ли ты?

Письмо 155.

Здравствуй, Вадим! Напиши мне, пожалуйста, несколько добрых слов… Может, написанные тобой слова согреют — стынет сердце что-то…

А я расскажу, как вчера пошла, надев фуфайку, навестить старинную приятельницу-соседку, живущую через дорогу от моего дома. На пути остановили две молодые йеговистки, стали агитировать. Немного послушав, спросила: "Девочки, а, собственно, по какому праву вы меня учите?"

— А потому, что сказано: " Идите и научите все народы", — вырвав цитату из контекста Писания — так всегда делают сектанты, — ответствовали они. Тогда большим размашистым движением осенила их крестным знамением (как-то научил монах — не бояться сектантов на улицах крупным крестом осенять, мол, пусть они креста боятся) со словами: " Крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь", — чем привела их в «ступор» и почти бегство… Сегодня в церкви читали это Евангелие, поэтому и вспомнила… Хоть и говорила с тобой третьего в скайп, всегда есть что рассказать… Всегда есть и о чём помолчать с тобой… Хочется выпить крепкого кофе с пирожным и мармеладной чёрной смородиной — но нельзя — пост… От лакомств — воздержание, еда простая… Лучше потерпеть. Вот, Бог даст, встретимся, тогда приложу к радости и это удовольствие… Вадь, когда, Бог даст, ты встретишь меня на станции, там есть крыша… Подождём, когда все разойдутся — чтоб поцеловаться. Хочу неспешно тихонько поцеловать тебя. В щёки. Глаза. Губы.

В. Тушнова, 27 марта день её рождения…

Тихо в доме. Засыпает стёкла

белая колючая пурга.

Постарела Золушка, поблёкла.

Почернели камни очага…

… Как давно! А будто бы сегодня —

бал, огни, полуночный побег!

Почему же туфельку не поднял

тот красивый, добрый человек?

Ты уже смирилась, песня спета,

но ведь где-то музыка звучит!

Но ведь тот дворец сияет где-то!

Слышишь? Это счастье говорит!

Только пусть душа твоя не ленится,

рученьки рабочие не ленятся —

печь топи, да выгребай золу…

Переменится всё, перемелется,

я тебя ещё на праздник позову!

Я сорву с тебя отрепья жалкие,

кудри спутанные расчешу,

подарю на пальцы кольца жаркие,

лучшими духами надушу!

Гуще тени, приглушенней звуки.

За окном — снега, снега, снега…

Золушка натруженные руки

согревает возле очага.

Письмо 156.

Дорогой Вадик! До этого дня наши отношения отличались исключительной честностью… Душа моя, она настроена на особый правдивый лад, любая ложь её заставляет мёрзнуть, что ли? Наши отношения сразу потеряют смысл, если ложь в них всё же закрадётся… Повторюсь, предупреждая:

Любовь не боится

огромных разлук.

Любовь умирает

от маленькой лжи.

В. Тушнова.

Письмо 157.

Прости, любимый, подозрительность — грех. Она и ревность — гадючки от большой гадины — гордости… Твоя безценная, больше моря душа — она же и моя. Святитель Игнатий пишет, что красивее человеческой души он ничего не видел… Он, выходит, видел души? Или просто прозревал, а это значительнее, чем видел? Хорошо жить на земле, ведая Господа… Мною сегодня владеет скорбь после вчерашней встречи в одном литературном объединении: какая приземлённость, мелкость, до буквальной пустоты… А это творческие люди, призванные стать Свещами на свещнице…

В. Тушнова

Здесь никто меня не накажет

за тягу к чужому добру.

Худого слова не скажет, —

хочу и беру!

Беру серебро и лебяжье перо,

и рафинад голубой,

бисер и бирюзу, —

всё увезу

с собой.

Всю красоту,

всю чистоту,

всю тишину возьму,

крыши в дыму,

морозной зари

малиновую тесьму.

Берёз кружева кручёные,

чёрное вороньё,

все купола золоченые

возьму я в сердце моё,

пусто, пусто в нём, обворованном…

Всё я спрячу в нём, затаю, —

маленький город,

небо огромное,

молодость,

нежность,

душу твою.

Письмо 158.

Добрый вечер, Вадик! Устал? Много работаешь — как всегда… Вчера в автобусе засмотрелся на меня, задумчиво улыбающуюся, мужчина — как смотрит художник на модель… Это не впервые, да я и сама иногда смотрю на одухотворённые лица, они бывают очень красивы. Независимо от возраста и черт лица… Красота не в чертах…

В. Тушнова

Меня ты видел солнечной и ясной,

с неудержимой нежностью в глазах,

и некрасивой видел,

и прекрасной,

и в горестных,

и в радостных слезах.

И удручённой видел,

и смущённой,

поникшей, постаревшей от тревог…

Ты только никогда