Роман

Как и все начинающие на этом посту, я попыталась с энтузиазмом отыскивать бриллианты в горах мусора. Я поклялась, что дам шанс каждому, пославшему свою рукопись для публикации. Сначала я укладывала папки с рукописями справа, но, как только понимала, что какая-то из них безнадежна, перекладывала ее в растущую гору с левой стороны. Мой опыт был не самым удачным, так как в большинстве рукописей была понаписана такая чушь, что взгляда на одну страницу было достаточно, чтобы вынести приговор. В иные дни, когда настроение у меня было особенно боевое, я просматривала около пятидесяти романов, каждый из которых никуда не годился. К полудню я чувствовала угрызения совести из-за того, что разрушила мечты этих бедняг, а после обеда читать дальше уже не могла.

Я усвоила несколько секретов оценки качества рукописей. Если на первой странице я замечала хотя бы одну орфографическую ошибку, у меня уже появлялись подозрения, хотя я и знала, что многие отличные писатели, например Фицджеральд, были жутко неграмотны. Я сразу же откладывала рукопись, если были проблемы и с пунктуацией. Но особый случай — когда бездарность и неграмотность автора проступала в предложениях типа:

«Ево тещя была ниплахой женщинай каторую он нежна любил, но она была такая бойкыя что он хател как можна скорее прагнать ее из дома». Часто бывало, что рукопись и грамотна, и хорошо оформлена, но бездарна по содержанию — она тоже не имела никакого шанса привлечь внимание читателей.

Иногда я все-таки натыкалась на экземпляры, заставляющие меня призадуматься: «Это лучше, чем могла бы написать я». И тогда я обязана была сочинить несколько строк, суммирующих причины, по которым, как я считала, на рукопись должен Обратить внимание кто-либо из вышестоящих сотрудников. Когда появлялся посыльный, он относил стопку подающих надежды произведений какому-нибудь редактору, имевшему более наметанный, профессиональный глаз. А тот, возможно, напишет автору и предложит встречу. И в такие дни я чувствовала себя сопричастной издательскому процессу.

Но к концу 1964 года, когда я уже работала на этом месте несколько месяцев, мисс Уилмердинг попросила меня зайти к ней и начала свою речь со следующего:

— Мисс Мармелштейн, мы слышим о вас только положительные отзывы. Три разных отдела, в которых вы работали, включая отдел по авторским правам (тогда вас отметила «Таймс»), сообщили нам, что хотят заполучить вас на постоянную работу при первой же возможности, если у них откроется вакансия. Мы не забыли об этом. Однако все же одно замечание в ваш адрес поступило от трех редакторов, которые в целом оценили вашу работу положительно.

Когда я подалась вперед, честно желая узнать, в чем же заключались мои ошибки, мисс Уилмердинг продолжила:

— Вы три раза посылали этим редакторам слишком много рукописей. Помните, что я вам говорила?

На девятьсот рукописей находится одна более или менее приличная. А вы присылаете одну из ста.

Причина их неудовольствия меня изумила, и мисс Уилмердинг уточнила свою мысль: в — Не теряйте энтузиазма. Что вы должны сделать, так это ужесточить критику. Поставьте себе планку — три рукописи на девятьсот — и в конце концов вы дойдете до нужной пропорции. И к этому времени я вашу оценку уже будут уважать.

Когда я собралась уходить, мисс Уилмердинг остановила меня:

— Присядьте. — И то, как она ласково поглядела на меня, подсказало, что я все-таки ей нравлюсь. — Мы все предполагаем, что вас ждет в нашем издательстве большое будущее. И мистер Макбейн думает, что пришло время направить вас немного получиться. Вот список семинаров по редактированию и издательскому делу, которые читаются в Нью-Йорке. Если вы станете посещать их, вы сможете узнать о нашем деле гораздо больше меня и любого другого сотрудника.

Я изучила названия курсов и отметила для себя примерно семь из них, но вынуждена была признаться:

— Эти цены для меня слишком высоки.

— Платить за вас будем мы.

Я на минуту лишилась дара речи.

В этот вечер я почти на крыльях неслась домой, в Бронкс. Вбежав, я пронеслась мимо мамы и кинулась прямо в объятия дяди Юдаха:

— Все, что ты предсказывал, произошло. И это потому, что я начала читать книги, когда сидела со сломанной рукой. В «Кинетик» решили послать меня учиться на настоящего редактора.

— Но ты говорила нам, что ты уже редактор.

— Ну, это не совсем так. Я всего лишь была помощником редактора.

У меня не хватило смелости признаться, что моя роль в книгопроизводстве была не такой уж значительной.

— Ну а в чем разница? — не унимался дядя Юдах.

— Они посылают меня учиться издательскому и редакторскому делу!

Он перестал раскладывать пасьянс и спросил:

— Это очень важно?

— Очень.

— Как ты собираешься платить за это?

— Платить будут они!

Для дяди Юдаха эти слова все сразу изменили:

— В этом мире каждый готов дать совет, что тебе надо делать за твои собственные деньги. Такие советы дешево стоят. Но, когда тебе советуют, что делать, и добавляют, что будут за это платить, это дорогого стоит.