— С саблей умею.
Тогда его тут же обратно в именье потащили, чтобы научил. С тяжелой отцовской саблей мальчик смешно смотрелся, но серьезно хмурился и кусал губу. Они в саду на песчаной дорожке встали, а Алексей Николаевич наблюдал за ними с веранды. Дочка у него на коленях сидела.
Цыган больше дразнил, чем на самом деле отбивался, а двигался и вовсе с ленцой. Мальчишка вертелся вокруг него, но не то что ударить не мог, а даже саблю поднять. Тот выбил ее легко, вызвав возмущенный вскрик, а потом отошел на шаг. И завертел ее так, что и различить нельзя было.
— А папенька так не умеет! — восторженно закричал мальчик.
Алексей Николаевич незаметно пригрозил цыгану кулаком, а тот ухмыльнулся только. И с наслаждением потянулся всем тонким гибким телом, скосив глазами на Алексея Николаевича и тут же опустив взгляд вниз и чуть вбок.
Тот явно только при детях ответить не мог, а так бы ругнулся. Но не выдержал тот же, и они оба рассмеялись.
Цыган гостил с неделю. Он с детьми день проводил, а вечером сидел с Алексеем Николаевичем. Еще про сына его осторожно спросил:
— А в корпусе-то он как?..
— Да ничего, — покачал головой Алексей Николаевич. — Не в тринадцать же лет отправлять, а попозже, когда уже разуменье появится. Тем более что у него вон любовь тут второй год.
Он за окно кивнул, где мальчишка, пробегая по двору, дернул за косичку рыжую Федорову дочку и получил в ответ звонкий подзатыльник.
— Значит, и вправду ничего, — рассмеялся цыган.
Скоро он в дорогу засобирался. Объяснил, что в Москву поедет, и сказал с улыбкой, что ждут его там.
— А то не дождется, да ищи его потом… — весело хмыкнул он.
С Катажиной перемолвиться не получилось почти, потому что та с младшим ребенком занята была. Но зато с Алексеем Николаевичем и с Ульяной он вдоволь наговорился. Да и дети наверняка вспоминать будут, как он про разные диковинные страны рассказывал, где ему побывать довелось.
Перед отъездом самым он в кабинет зашел и остановился на пороге. Алексей Николаевич там подсел к Ульяне, за плечи ее обнял и спросил:
— Вот две десятины леса предлагали продать… Или самим вырубить? Уленька, как лучше сделать?
— Самим, конечно же, — сказала она, не отрываясь от шитья. — А то недоплатят…
Барин обнял ее бережно и поцеловал в висок, и она тихо улыбнулась.
Хорошо у них было, тепло, по-семейному. И что за дело, если жениться на крепостной нельзя было? И без того жили. Детей воспитывали по-благородному, а числились они приемышами от бедных дворян. Просто фамилия у их потом будет другая, вот и все, а так будут дворянского происхождения.
Да и церковь как раз Алексей Николаевич подновил перед рождением сына, чтоб окрестить его там согласились. А батюшка только рад за них был и на грех не сетовал: видел же, что по любви жили.
И с соседскими помещиками он завязал крепкую дружбу, чтобы те при детях не вспоминали о его бурной гусарской молодости. А более всего — о любовнике из дворовых, цыганенке наполовину.
— А кто он? — допытывался маленький Петя, когда цыган уехал. — Ну расскажи, вы откуда знакомы?
— Обязательно, — улыбнулся Алексей Николаевич, потрепав сына по волосам. — Когда вырастешь, непременно расскажу.