Romanipen (СИ)

А маленький Петя гостю дивился: тот с папенькой вел себя как старый друг, на «ты» к нему обращался, хоть тот и барин. А ведь ему про этого цыгана не рассказывали никогда! Он решил еще больше потом выспросить.

— Да сердце прихватило, — неохотно признался Алексей Николаевич. — Бывает…

Цыган нахмурился, но промолчал. А потом Ульяна пришла и забрала сына, заставив спать пойти, и больше он не увидел ничего.

Они же вдвоем чуть не до рассвета проговорили. Двенадцать лет не виделись — было им, что спросить друг у друга.

…— А потом в полк хороший его устроить, — говорил Алексей Николаевич про сына. — Есть вот для этого генерал один знакомый...

— Генерал уже? — удивился цыган.

— Давно генерал. А повышать долго не хотели, он ведь такой же отчаянный до сих пор. Так и мотается по фронтам — в Персию, на Кавказ…

— А он не женился разве? Хотел ведь…

— Почти женился, — хмыкнул Алексей Николаевич. — Скандал вышел громкий… Мне Мишка говорил, когда ему как раз в повышении отказали: мол, решил не искать больше дела в военной службе, коли не надобен там, а осесть и остепениться. Невесту нашел себе — красавицу знатную, из татарских князей, свадьбу готовили уже. И вдруг — уезжает! А мне письмо: «Уволь, это решительно невозможно, лучше горцев по ущельям стрелять, чем свадебные хлопоты, а в именьях, за хозяйство которых взялся, я вовсе ничего не понимаю». И уехал на Кавказ снова. С меньшим братом невесты…

 — Ну Михаил Андреич! — расхохотался цыган.  — Что же, он с ним теперь?

— Не-ет, — протянул Алексей Николаевич. — Он любовь там себе нашел. Письмо мне последнее — об этом только, про мальчишку того, читать стыдно. Представь — то ли черкес, то ли вовсе чечен! В плену у них был, дикий совсем, едва не на цепи сидел. А вот приручил его как-то, страсти там были азиатские — с побегами, похищениями, его мальчишка не прирезал едва… А теперь полгода уже не пишет, видно, времени нет. Черкнул только, мол, нашел, что хотел, судьба это. Ну уж не знаю, какая там судьба, но пока не видел, чтобы долго так у него было с кем-то…

— Значит, точно судьба. А мальчик-то небось кудрявый, темненький…

— Заворожил на всю жизнь и смеешься теперь… На вот, почитай.

— Ну-ка…«Глаза черные, колдовские, будто омуты», — цыган расхохотался. — Знакомо! Ну и хорошо, что нашел… А про Жана с Анатолем что?

— Да Мишка вытаскивал их, — барин рукой махнул. — Два года тому назад, когда восстание-то случилось. Он нарочно в столицу приехал, иначе быть бы им осужденными по четырнадцатому декабря, угораздило же с бунтовщиками спутаться…

Алексей Николаевич еще о детях говорил, да с тихой улыбкой:

— Петю вот сам учу, не хочется на какого-то нанятого француза оставлять, да и мало ли, что за человек попадется… И не нужен парню гувернер, в корпусе должно воспитают. А вот для Ани надо будет потом приличную девицу нанять, барышня все-таки…

Цыган улыбался уголком губ, слушая про его заботы. А о себе он мало говорил, отмалчивался больше. Алексей Николаевич спросил только:

— Ты с ним сейчас?..

Оба поняли, кого он имел в виду. Имени-то не знал, но догадался ведь давно. А тот улыбнулся тихо:

— Конечно.

Потом Алексей Николаевич предложил, чтоб ему в гостевой комнате постелили. А цыган отмахнулся только:

— Лето же, зачем… Я не привык так.

Он на сеновал ушел и устроился там, завернувшись в плащ. Это уж ему явно было привычнее, чем в кровати.

Но подняли его до свету еще, в утренних сумерках. Маленький Петя подкрался, стараясь тише ступать. Но вскинулся испуганно: проснувшийся уже цыган приподнялся на локте, и глаза у него весело блестели.

— Чего тебе? — спросил он.

— На прогулку поехали, — заявил мальчишка.

— А пустили? — усмехнулся цыган. — Или сам сбежал?

— Да пустили, — буркнул тот досадливо, оправляя кафтан на плечах. — Маменька вот надела, говорит, холодно с утра… И не холодно вовсе!

Впрочем, кафтан он так и не снял, пока солнце припекать не начало. Они вдоль реки поехали, мальчик на своем смирном коне был.

— Ты верхом-то умеешь? — усмехнулся цыган. — Или поводья подержать?

Стоило же над ним подшучивать, чтоб глянуть, как тот раскраснеется и не зашипит едва!.. Цыган хохотал, а мальчишка яростно сверкал на него глазами.

Они весь день так провели: ездили, у реки остановились, потом к лесу направились. Мальчик улыбнулся загадочно и сказал, что место одно покажет, только папеньке попросил не говорить.

А цыган усмехался еле заметно, пока шли по узкой заросшей тропинке. Им открылась ветхая покосившаяся избушка, они вошли, и цыган задумчиво провел ладонью по старой обгорелой шкуре на стене.

— Я сам вызнал, — хвастался мальчик. — Ну не сам, а с Федоровыми… А знаешь, что? Мы пистолет нашли настоящий, так они мне не дают стрелять, маленький, говорят. Они вон там учатся, где береза сухая и карта из нее торчит, мы целую колоду принесли и пробовали…

Цыган прищурился, глянув в сторону двери. И, свой пистолет из-за пояса вытащив, прицелился и выстрелил. Мальчишка тут же от восторга вскрикнул и смотреть побежал. И вернулся с простреленным в середине тузом, изумленно глядя на него.

— А еще что умеешь? — затаив дыхание, спросил он.