Romanipen (СИ)

А потом был поцелуй — томительный, невозможно долгий, настойчивый. Петя отворачивался, сползая по стене, и бесполезно бормотал: «Алексей Николаич, увидят ведь…» Да и так уже увидели, и вечером весь двор будет судачить, а Пете приятно будет слушать. Сенные девки будут завистливо коситься вслед, да только теперь ни один волос с его головы не упадет, хоть им и будет хотеться все лицо ему расцарапать.

Но мысли эти мелькнули и пропали, и Петя обмяк на руках у барина, положив голову ему на здоровое плечо. Ждал, что снова обнимет, но тот взял его за руку и потянул.

— Пойдем.

Они оказались в кабинете. Алексей Николаевич усадил его на диван и внимательно взглянул на него. Петя спокойно встретил его взгляд и улыбнулся.

Алексей Николаевич еле слышно выругался, все еще неверяще глядя на него. И снова поцеловал — теперь нежно, едва касаясь губами. Петя теперь не отворачивался, но и не отвечал: слишком непривычно было, чтобы так целовали. А когда барин запустил руку под его полушубок — упер ладонь ему в грудь.

Не для того он с самого Рождества не давался, чтобы в один день все позволить! Барин, может, думает, что сегодня прямо в спальню-то? Петя нахмурился и отодвинулся. Еще подождет, коли столько ждал.

И вдруг Алексей Николаевич негромко рассмеялся — успевший обидеться Петя растерялся. И, даже не поверив сначала, почувствовал руки на плечах. Барин обнял его, погладил — осторожно, бережно, как всегда мечталось. Наклонился к нему, тихонько поцеловал в висок — Петя вздрогнул от неожиданности.

— Смешной ты… — прошептал Алексей Николаевич.

Петя снова хотел было обидеться и вообще уйти, но не успел: барин вдруг взял его ладони в свои, поднес к лицу. Коснулся губами тонкого запястья, погладил пальцами — словно там еще оставались давние синяки. Петя пораженно смотрел на него: не целуют так крепостных!

— Странно такое тебе говорить… — снова прикосновение, на этот раз к пальцам, — дворовому… — в слове не прозвучало привычного презрения, скорее безграничное удивление. — Будет только то… — легкий поцелуй в губы, — что ты захочешь. И когда захочешь.

Петя неуверенно высвободил руку и отвернулся, чувствуя, что краснеет. Не об этом ли мечтал? Так почему сейчас в горле сохнет, щеки горят и слова не получается сказать? Он поднял глаза, чувствуя, как подрагивают ресницы.

— Какой же ты красивый, — на этот раз он неловко ответил на поцелуй. — Петенька…

Петя вздрогнул: именно это имя он услышал, когда барин из Москвы вернулся. Возможно ли — тогда уже? Хотя не из-за него ли уезжал? Невозможно…

Он порывисто вздохнул и встал. Так нестерпимо щемило внутри, так кружилась голова, что он не мог больше здесь сидеть. Никогда с ним такого не было!

— Я… — он хотел сказать, что не насовсем уходил, только успокоиться, подумать…

— Иди, — улыбнулся Алексей Николаевич, отпуская его руку.

Петя как на крыльях вылетел из именья. Спустился к реке, окатил ледяной водой лицо. Поднял глаза к ослепительно голубому небу — и счастливо рассмеялся.

Не надо было больше ревновать и пытаться ненавидеть. Поначалу только ненавидел, а потом простил. Жаль, что не понял сразу и мучил столько времени — зато теперь отпустит разве?

Только понять боялся и заговорить. А теперь  решился, и все хорошо будет, как и не бывает…

Вечером Петя вошел в кабинет к барину: принес чай, с трудом отвоевав поднос у Липки. Прошел, вскинув голову и пряча счастливую улыбку под опущенными ресницами. Чувствовал на себе восхищенный взгляд барина, и невозможно тесно становилось в груди.

Алексей Николаевич поймал его руку и сжал в своей. Петя с ухмылкой вывернулся: он поиграет еще…

Он часто теперь забегал к нему — то приносил что-нибудь, то просто так. И останавливал себя, и удержаться лишний раз не мог. Барин улыбался ему, сажал рядом с собой. Ласково трепал по волосам и целовал — губы, шею, руки, — пока Петя не отворачивался. Тот делал это, как только слышал, как дыхание у Алексея Николаевича прерываться начинало:  нравилось видеть, с какой досадой тот его отпускал. А вот не дастся! Пока сам не захочет.

Петя однажды пришел, когда барин письмо писал. Не удержался, заглянул за плечо — красиво, интересно…

Алексей Николаевич улыбнулся, заметив его взгляд.

— Вот пишу, что не уеду, — он погладил Петю по руке. — Куда же уезжать от такого сокровища…

Тот фыркнул, откидывая со лба кудри. Барин ему часто такое говорил — ждал, что смутится. А он только делал вид, что обижался.

А занятно все-таки — он стал рассматривать буквы, среди которых только некоторые узнал, и вздохнул.

— Хочешь, научу? — предложил вдруг Алексей Николаевич.

И рассмеялся, увидев, как у Пети озорно и весело глаза заблестели.

— Хочу! — выпалил он.

— Ну, иди сюда, — барин, взяв со стола записную книжку и карандаш, пересел на диван.

Совсем не нужно было так близко придвигаться, чтобы объяснять — как будто Петя не видел буквы, которые он рисовал. Но на это он и внимания не обратил,  настолько интересно было.