Romanipen (СИ)

Все улыбались, глядя на них. Они уговорились уже вместе поклониться в ноги барину, как тот вернется. Ульянка как-то Петю робко спросила: «Попросишь за нас?» Тот кивнул, хотя знал, что Алексей Николаевич и так с радостью отдаст ее за Никиту.

Только барыня Ульянку подле себя не терпела. Хмурилась, губы поджимала, едва видела ее — стройную, веселую, с ярким блеском в глазах. Пара лет пройдет — станет красавицей, как подрастет еще. А у барыни все позади уже было. Да и было ли? Наверняка и в юности на балах на нее лишнего взгляда не бросали, вот и засиделась в девицах до последнего. И не спрашивали уже ее, когда замуж выдавали.

Николай Павлович неожиданно приехал. Петя на этот раз умнее был, на глаза ему не попадался — у Лукерьи в деревне жил. Ему рассказали потом, о чем они с Анной Сергеевной говорили. Оказалось, старый барин сына хотел застать и предложить ему место в Петербурге, чтобы они уехали вместе с женой. Неудивительно, что они с Алексеем Николаевичем не встретились: даже не переписывались ведь, вот он и не знал, что тот служит давно. А барыня одна побоялась из-за нездоровья, решила в именьи войну переждать. Так и договорились, и старый барин уехал.

А война приближалась. Она далекой казалась, будто и не в империи — а вдруг потянулись по Смоленской дороге люди, бежавшие в Москву из разоренных домов. Ехали польские и литовские дворяне, мещане, купцы, крестьяне. Длинной вереницей тянулись по дороге обозы.

А за ними шла война. Было большое сражение у Смоленска — совсем уже близко. Но еще страшнее были слухи, что отдали город французам. Петя не верил сначала. А однажды выехал на Смоленскую дорогу, остановился у телеги с ранеными солдатами — русская армия тоже отступала. Спросил — точно, город был взят.

Он рассказал об этом в именье. И на другой же день Гришка собрал самых отчаянных парней из деревни и сказал, что пойдет французов бить. А у самого в глазах крысиный страх проглядывал. Бежать он решил. Он, на Петю наткнувшись, усмехнулся ему: «Я б тебя тоже взял. Да ты ведь только и умеешь, что барина ублажать…» Договорить он не успел — упал на землю, скорчившись и выплевывая выбитые зубы пополам с кровью. Уехал после этого молча, со злобой косясь на Петю.

Он пристать пытался еще с того дня, как Алексей Николаевич уехал. Петя в именье возвращался, когда Гришка с тремя дружками ему дорогу преградил. «Что, уехал твой барин? Не заступится больше…» Драка была короткая. Да можно сказать, что и не было драки-то. Петя соскочил тогда с лошади и спокойно пошел к нему. Гришка навстречу двинулся, парням дав знак, чтоб не мешали: стыдно четверым одного бить.

А потом Гришка валялся в грязи и с ужасом в глазах глядел на Петю, который держал его за волосы, давил на поясницу коленом и водил ножом у горла. Он без затей кулаком бил — вот и получил в ответ. Петя Кондратовы уроки не забыл. Да и вырос он, после жизни в лесу по-звериному ловкий стал — Гришка уже не сладил бы с ним. А после драки с волком его-то не боялся совсем.

Петя тихо, но твердо пригрозил, что прирежет. Больше его не трогал никто. Но и один он старался не оставаться, а спал вполглаза и с ножом в руке.

Гришка так и сбежал со своими дружками, прихватив пару ружей и оседлав нескольких лошадей. Барыня и возразить не смогла: совсем худо ей сделалось к августу. Не вставала почти, а Лукерья только руками развела, когда  посмотрела ее. Права оказалась деревенская старуха, что не выдержало здоровье у барыни, не могла ребенка выносить.

Анна Сергеевна вышла однажды на крыльцо, стояла там. И вдруг совсем близко, на западе, где поднимался черный дым у горизонта, пушки громыхнули. Чужие, французские. Барыня пошатнулась вдруг и начала падать, схватившись за живот. Ее еле успели под руки подхватить. Унесли в дом, уложили. Больше она не вставала.

Она тихо умерла. Только в бреду уже звала мужа, стискивая простынь слабой рукой.

Петя не видел всего этого. Он ушел тогда из именья. Толку от него меньше всего выходило: не хватало еще Анне Сергеевне мужниного любовника видеть в последние часы. Ему потом сквозь слезы рассказала Ульянка. Хватило ума про ребенка не спрашивать: Петя ж не дурак был, прикинул, что девяти месяцев никак не выходило.

Он в стороне стоял, когда хоронили ее. Только потом подошел и долго, тягостно размышлял. Гадко у него как-то в жизни получалось, что с Алексеем Николаевичем, что с женой его. Барина до последнего изводил, хотя любили друг друга ведь. Пил тот из-за него. А сколько ненужного, нехорошего сказано было. И помирились, только когда тот на войну уезжал — и неизвестно, вернется ли. Может быть, это последняя встреча была, а его уже убили давно.

И с Анной Сергеевной плохо вышло. Знал, что она не виновата ни в чем, что не по своей воле вышла замуж — а все равно ревновал. Ее пожалеть бы — так нет, ни слова не сказал хорошего. А ведь мог, надо было только через гордость свою ненужную переступить. Вдруг ей легче немного было бы.