Романовы

Итак, Петр в могиле. Уже прозвучала над его гробом пышная речь: «Что видим, что делаем — Петра Великого погребаем!»

Хотя Феофан Прокопович в этой знаменитой проповеди при погребении Петра заявил гордо, что «сей преобразователь умер, но дух свой нам оставил», с первого же дня после смерти Петра валится, гибнет и распадается все, что сумел построить огромный и могучий при всех своих недостатках Петр. Он содрал с русских бояр старые кафтаны, но к новому немецкому платью они привыкнуть не успели. Новой души силой не сделать. Был разрушен старый уклад жизни, а нового быта еще не было. Разрушена оказалась старая правда, высмеяны и опозорены былые устои, но не выросли еще на русской почве европейские ростки, и еще более грустной и унылой кажется ныне широкая русская равнина.

Ближайшие к Петру люди не являлись деятелями сами по себе, а только его личными слугами. Умер хозяин, умевший держать их в руках и поколачивавший их дубинкой, и прахом пошло, рассеялось хозяйство, налаживаемое долгими годами.

Казнокрад Меньшиков, сухопутный адмирал Апраксин, буйный Ягужинский, за альковные услуги Петру назначенный на должность генерал-прокурора сената… Все эти люди сразу же после смерти Петра перессорились между собой, передрались и, по выражению В. О. Ключевского, «начали дурачиться над Россией».

Петр, как известно, отменил порядок престолонаследия и установил личную власть и волю царя вместо закона. «Царь по собственному произволу должен назначать себе заместителя», — повелел Петр, но сам-то он только и успел убить сына Алексея, но иного заместителя себе так и не назначил.

Тяжелы были последние годы жизни Петра. Он как будто чувствовал, что все дело его жизни пойдет прахом, что все эти годы строил он здание на песке, что продолжателей у него нет и не будет. Он как бы махнул рукой, да так и не указал, кому же должен перейти трон после его смерти…

Меньше всего мог он желать перехода царской власти в руки Екатерины. Он, правда, очень ценил ее таланты — таланты жены, заботящейся о белье мужа, умеющей создать ему уют и ласку. Но даже теперь, после всех лет, которые Екатерина неотлучно провела возле него в качестве адъютанта для хозяйственных и любовных поручений, он понимал, что от этой бабы ждать понимания не приходится.

За последние годы жизни Петр еще убедился, что она предала его, что изменила ему с его лакеем Вильямом Монсом. Петр не считал возможным устроить скандал на всю Европу, казнить после сына еще и жену, отрубить голову, на которую не так давно его руками была возложена царская корона. Придумав мучительную казнь для Вильяма Монса, Петр ограничился тем, что голову казненного поместил в спальне Екатерины. Он знал цену этой бабе.

Но как будто в насмешку над волей Петра именно «эта баба», ничего не понимавшая в государственных делах, захватила власть над Россией!

Когда в ночь на 28 января 1725 года Петр лежал в агонии, сенаторы и важнейшие сановники собрались во дворце для совещания о наследнике престола. Но сроки упущены. Поздно! Когда они обратились к Петру, чтобы узнать его последнюю волю, уже лишившийся речи император успел написать холодеющей рукой только два слова: «Отдайте все…» Третье слово осталось недописанным. Кому отдать, так и осталось неизвестным. Ввиду казни Алексея единственным мужчиной в роде остался сын казненного, великий князь Петр. Именно его и считали законным наследником князья Голицыны, Долгорукие и другие, уцелевшие при дворе представители старой родовитой знати. Новые люди — Меньшиковы, Толстые и прочие — всеми силами воспротивились этому выбору, мобилизовали все силы против этой кандидатуры. Все эти люди были причастны к суду и убийству Алексея, на их руках кровь замученного. Допустят ли они, чтобы сын этого Алексея оказался на престоле и отомстил виновным в гибели отца?

Дочери Петра, Анна и Елизавета, как известно, родились еще до свадьбы Петра. Это дочери «портомои», а не императрицы, их права отвергались ссылкой на незаконнорожденность.

Пока сенаторы и сановники обсуждают положение, в углу сада каким-то образом оказываются офицеры гвардии. Подобно хору античной драмы, они не принимают участия в развертывающемся на сцене спектакле. Они только размышляют вслух, выражают свои суждения о ходе совещания. Они, конечно, ни при чем. Пусть государственные люди решают, но, со своей стороны, они недвусмысленно заявляют, что разобьют головы всем, кто осмелится пойти против «матушки Екатерины».

Этих офицеров гвардии, этот «хор античной трагедии» привели в зал Меньшиков и Толстой.

Они понимали, что голос гвардии, голос оружия представляют собой единственно убедительный аргумент, и заблаговременно сумели подпоить и подкупить кого надо из своих людей в гвардии.

Лиха беда начало! Отныне целый ряд восшествий на престол будет зависеть исключительно от воли гвардии, этих новых преторианцев. Именно гвардейцы будут низвергать с престола и возводить на престол. Сила оружия властно вмешается в игру страстей вокруг трона.