Романтическая женщина и другие рассказы (сборник)

— А моя длинная, сознательная речь, которую вы так выслушали, что я почти возненавидела вас, — несмотря даже на то, что я еще не знала наверно, что люблю вас. А когда вы уходили, помните, я улыбалась, «всем лицом», как этого хотел Карло, и была страшно весела? Но потом я плакала. Ох, как я плакала! Как я вас любила, и как я любила Карло, обоих по-разному!.. Все было готово для моего брака с Карло, сказала она, — а потом появились вы и взбаламутили всю поверхность, — легко, чуть касаясь. Но если бы вы поцеловали меня, вы слишком сильно все взбаламутили бы, и все было бы иначе, и теперь я продолжала бы быть честной женщиной, вместо того, чтобы быть безвольным существом в ваших объятиях, никогда не желая их покинуть и уйти в свет, где для меня нет страсти… Ее голос был тише шепота, он едва шелестел у меня в ушах, и я предпочел бы, чтобы он окончательно растворился в пространстве, потому что она причиняла боль нам обоим своими словами. Но шепот продолжался. Он поведал мне, как я обидел ее тем, что так редко бывал в последние недели, предшествовавшие свадьбе, и как она скучала по мне и как скучая открыла собственную тайну

— Если бы вы пришли тогда ко мне и сказали: Фей, идем со мной, — я думаю, я бросила бы Карло. Да, я думаю, что бросила бы, но я не уверена, потому что мне было безумно тяжело сделать ему больно, ему, самому хорошему человеку в целом мире. Он бы не пережил… Да и неинтересно знать, что бы я сделала или не сделала в ту удивительную минуту, потому что она не наступила — и нечего было надеяться, что она наступит. Я почувствовала это до мозга костей, как и то, что любить вас безнадежно, что вы далеки, далеки. Ах, Ховард, каким далеким вы казались! И, отдаляясь с каждым днем все больше и больше, вы сделались холодным, дружески расположенным человеком, изредка посещавшим нас; знаете, вы играли в пьесе роль человека, которому нечего делать, кроме как наблюдать и вставлять остроумные и шутливые замечания, тогда как остальные действующие лица сильно волнуются. Итак, я предоставила обстоятельствам нести меня по течению. Я была потрясена, угнетена и не знала, на что решиться. Меня огорчала и делала несчастной не мысль о моем замужестве с Карло, нет-меня угнетала мысль, что я теряю надежду на вас, — мысль о муже, который встанет между мной и надеждой быть когда-либо любимой вами… И я смотрела, как проходили эти дни; пророчествовала о себе, как трагическая библейская фигура, но не поднимала голоса и ничего не делала. Так проходили дни. Я думаю, это было потому, что я чувствовала полную безнадежность, а может быть и лень примешивалась ко всему этому. Та особая лень, которая говорит, что вот это усилие — легче того. Для меня было легче не причинять страдания Карло и маме. Но я не могла удержаться, чтобы не протелефонировать вам в последнюю минуту и не показать вам, какой вы были свиньей, с тем, чтобы вы, если вы хоть немного любили меня, поняли, что попало поделом. Кажется, я плохо владела своим голосом и этим себя выдала, но мне было, право, все равно, потому-что я твердо реши ла, что теперь слишком поздно и что я выйду за Карло во что бы то ни стало. И что-то случилось у этого телефона; я смутно поняла, что вы меня очень любите, вопреки всему. Бедный вы человек! Все время моего отсутствия в роли почтенной замужней женщины я строила здание романа всей моей жизни на дрожащем изломе вашего голоса; во мне все больше и больше росла уверенность, что вы меня любите, и мне пришлось вернуться в Англию, чтобы в этом убедиться. И когда вы открыли дверь, я поняла…

— Когда я ехала венчаться с Карло, — продолжала она, — мне казалось, что я должна завязать вас в узел и, проезжая Вестминстерским мостом, бросить вас в реку. Да… И я это действительно сделала, Ховард, дорогой. Я вас потеряла, и вы меня, несмотря на то, что вы сейчас около меня, как призрак во сне, от которого я проснусь как-раз вовремя, чтобы не опоздать на поезд. И этот поезд унесет меня так далеко от вас, Ховард, что мы умрем, будем похоронены и снова возродимся раньше, чем я увижу снова ваше любимое лицо…