Популярность идей Филарета была отчасти связана с тем, что они перекликались с таким течением немецкого протестантизма, как мистический квиетизм, который глубоко проник в сознание многих лидеров русского общества. Подобно масонству, немецкое «Пробуждение» пыталось вдохнуть жизнь в религию, не делая церковь посредником между верующим и Богом и отвергая ее догматы и ритуалы. Его связь с масонством отчетливо проявилась в мистических ложах, процветавших при Александре I, самой заметной из которых была ложа Лабзина. Ведущие идеологи «Пробуждения» были убеждены, как и мистик Сен-Мартен, что развитие событий начиная с 1789 года свидетельствует о близком конце света, и эти хилиастические идеи пустили корни и в среде «пробужденных» русских. Так, например, работы И. Г. Юнг-Штиллинга снискали большую популярность во многом благодаря переводам Лабзина, а Игнатий Фесслер, католический монах, принявший лютеранство и руководивший собственной масонской ложей, воспитывал петербургских семинаристов в мистическом религиозном духе, пока не был уволен по настоянию традиционалистов из числа православного духовенства [McConnell 1970: 190; Treadgold 1973: 113, 117][340]
.Католики, и особенно иезуиты, также небезуспешно пытались обратить русских аристократов в свою веру. Ордену иезуитов, запрещенному папой в 1773 году, удалось выжить в российской Польше, где этому способствовала Екатерина II, ценившая преданность иезуитов короне (что было важно в этой беспокойной земле) и их деятельность в области образования. Павел разрешил учредить иезуитские школы в российской столице; в них обучались мальчики из некоторых наиболее знатных семейств. Иезуиты и многие иммигранты, бежавшие от Французской революции (в том числе и такая заметная фигура, как Жозеф де Местр, сторонник абсолютного авторитета римского папы), энергично старались насадить в России католицизм. Среди новообращенных были жена и дочь графа Ростопчина, которого потрясло то, что члены его собственной семьи отказались от веры предков. Сам де Местр, будучи послом всего лишь маленького Сардинского королевства, поддерживал связи с императором и избранными представителями российской элиты, которых привлекали его яркая личность и обаяние. Он был завсегдатаем фешенебельных салонов, интриговал против Сперанского и высматривал потенциальных неофитов католической веры, среди которых заметное место занимали аристократки[341]
.Рис. 7. А. Н. Голицын. Гравюра Томаса Райта с портрета Карла Брюллова. [ОВИРО 1911–1912, 7: 211]
И все же более сильным влиянием, чем римский католицизм, пользовалось «Пробуждение». Оно не имело статуса церкви и скорее подразумевало индивидуальный духовный поиск, а потому оказалось совместимым с принадлежностью к православной церкви и не предполагало смены вероисповедания. Кроме того, католицизм долгое время ассоциировался с польскими врагами России, тогда как притягательность «Пробуждения» (как и масонства) увеличивалась благодаря престижу протестантской культуры Германии и Англии. В России оно укоренилось как интроверсивная вера, делавшая упор на личное общение с Богом и, в некоторых случаях, самостоятельное прочтение Священного Писания. При этом принадлежность к официальной церкви значила меньше, чем к неформальной общине «пробужденных»[342]
.