Наиболее яркой личностью среди религиозных консерваторов была Роксандра Стурдза; к тому же она, возможно, больше других связывала «Пробуждение» с «нетрадиционным» православием. Все написанное ею, а также письма и воспоминания современников свидетельствуют, что она обладала острым, хотя и сентиментальным умом, была человеком осмотрительным и чутким к эмоциональным потребностям других и пользовалась этим как для того, чтобы помочь им, так и для достижения собственных целей[348]
. Она была неспособна делать карьеру любой ценой, но считала себя и свое окружение избранными орудиями божественного промысла. «Пробуждение» находило отклик в романтической чувствительности Роксандры и укрепляло ее тесные эмоциональные и интеллектуальные связи с де Местром, Софией Свечиной, Юлианой фон Крюденер, Юнг-Штиллингом, Францем фон Баадером и другими западными христианами, также искавшими истинный путь к Богу. Она придавала большее значение личной ответственности перед Богом, нежели беспрекословному следованию догматам, но от православия не отказывалась и держалась в стороне от культовых крайностей, которым предавались в то время некоторые мистики.Рис. 9. А. С. Стурдза. [ОВИРО 1911–1912, 7: 217]
Ее брат Александр был совсем другим человеком и расходился с ней в вопросах религии. Он обладал живым, но жестким характером и твердым проницательным умом. Светская обходительность Роксандры была ему чужда, он легко мог обидеть человека. Углубляясь в напыщенный самоанализ, который ввела в моду современная литература, подросток Алеко писал Роксандре: «Не будучи совершенно лишен чувствительности, я часто суров, угрюм и строг и, сверх того, совсем не общителен. <…> Мои взрывы, хотя и очень редкие, неистовы и самоубийственны по своим последствиям»[349]
. Сентиментальность сестры не была ему свойственна, а его скорее догматический и аналитический ум меньше поддавался впечатлениям. Если она была искусна в общении с людьми, то его сила проявлялась в анализе и изложении сложных проблем в жестких рамках его теоретических построений. Ее карьера разворачивалась при дворе, он делал свою в качестве теоретика государственной стратегии. Его религиозные взгляды отражали его натуру: подобно Филарету, он был поборником сугубо интеллектуального православия, достойного своего греческого теологического наследия и не искаженного причудами русской традиции. В то же время он резко критиковал католицизм, протестантизм и все формы современного западного мистицизма.Роксандра родилась в Константинополе в 1786 году, а Александр – в Яссах в 1791-м. Их мать, гречанка Султана Мурузи, была дочерью правителя (господаря) Молдавии, а отец, Скарлат Стурдза, принадлежал к одному из самых могущественных родов страны. Он был набожным и меланхоличным человеком; получив образование в Германии, он после рождения Александра перебрался в Россию, спасаясь от турок. Двое его братьев преуспели на турецкой службе, но были казнены в 1812 году в наказание за то, что один из них помог заключить невыгодный Бухарестский мирный договор. Под влиянием семейной истории у младшего поколения развились глубокая набожность, интерес к языкам, ненависть к Турции и исламу, горячее сочувствие борьбе греков за независимость и верность России как бастиону православия и справедливости[350]
.Детство брата и сестры проходило в Санкт-Петербурге и в Устье – родовом имении в Белоруссии. Там они пережили три болезненных духовных кризиса, сильно на них повлиявших. Во-первых, Роксандра почувствовала, подобно Лопухину и многим другим, что ее вера почти разрушена рационализмом [Edling 1888: 5–6; Лопухин 1990: 19–20]. Как и остальные, она вышла из этого испытания непримиримо враждебной ко всякому безбожию, однако рационализм, социальный критицизм и интроспективная сентиментальность Просвещения и романтизма оставили свой отпечаток на образе мыслей сестры и брата. Вторым ударом стала смерть их сестры Смарагды (1803), за которой последовало самоубийство их брата Константина (1806). Семейные драмы, финансовые и психологические трудности эмигрантской жизни и замкнутый характер, который Скарлат передал своим детям, склоняли их к меланхолической отрешенности. Роксандра сознавала свою ответственность за близких, в особенности за пожилого отца и за брата, к которому она испытывала почти материнские чувства [Edling 1888: 8-20][351]
. Эта рано развившаяся в ней заботливость научила ее чувствовать и облегчать чужие страдания – качество, оказавшееся полезным для нее в отношениях с Александром I. Она также поняла, что не может позволить себе на жизненном пути ошибок. Результатом были верная и ревностная служба при дворе, привычка контролировать свои чувства и отсутствие в ее личности всякой фривольности.