Романтики, реформаторы, реакционеры. Русская консервативная мысль и политика в царствование Александра I

25 февраля 1815 года императрица со свитой отправилась из Вены в Мюнхен. В то время как разворачивалась последняя кампания Наполеона, Роксандра встретила третьего из немецких религиозных деятелей, глубоко повлиявших на нее. Франц фон Баадер, в отличие от Крюденер и Юнг-Штиллинга, был католиком. Чтение Сен-Мартена и Бёме углубило его мистицизм и еще больше сблизило его с «Пробуждением». Роксандра нашла в нем, как и в Крюденер и Юнг-Штиллинге, родственную душу и организовала его контакт со своим правительством. Она отослала Голицыну меморандум Баадера, где он изложил идеи, которые позже легли в основу Священного союза и в целом сводились к тому, что в обществе должны сочетаться свобода и любовь, как этому учит христианская вера. Подобно императору, брату и сестре Стурдза и другим «пробужденным» русским, Баадер полагал, что революции происходят тогда, когда деспотизм злоупотребляет религией для угнетения народа, но и сама революция становится деспотической, если ею не движет христианская любовь. По его мнению, деспотизм и безбожие являются синонимами, а истинную свободу, равенство и братство можно найти только в христианстве. Таков же был образ мыслей Роксандры и императора, которые относились к республиканским идеалам с симпатией, но во главу угла ставили духовное совершенствование, а не государственные реформы. В связи с этим они отвергали и старый режим, и революцию как отклонения от истинного евангельского пути. Как писал Макс Гейгер, «Пробуждение» породило своеобразную идеологию, в которой идеи христианской теократии совмещались с либерализмом, идеализмом и романтизмом [Geiger 1956: 403–404, 408][376].

Неудивительно поэтому, что Баадер и его идеи встретили теплый прием. Александр Стурдза писал, что «его религиозный гений и его познания поразительны»[377]. Каподистрия находил в его присутствии духовное успокоение, а Голицын (обещавший передать меморандум Александру I) уговорил его регулярно сообщать в Санкт-Петербург об интеллектуальной и религиозной жизни в Германии[378]. Важно было то, что Баадер и русские «пробужденные» имели общее желание свести воедино католицизм, протестантство и православие. При этом он утверждал, что православию в большей степени, чем западным церквам, удалось сохранить исходную суть христианства, уберечь ее от папского деспотизма и протестантского рационализма. Этот тезис, с которым православный Стурдза был почти целиком согласен, отражал позицию многих русских[379], хотевших восстановить универсальную церковь в качестве основы европейского сообщества, но слишком глубоко усвоивших православную традицию.

Роксандра Стурдза была важнейшим связующим звеном между русским двором и немецкими религиозными мыслителями-русофилами[380]. Крюденер и Юнг-Штиллинг видели в Александре I освободителя, а в его империи пристанище, где можно ожидать Судного дня; Баадер пришел к выводу, что православие – панацея от недугов западного христианства. Он сформулировал некоторые идеи Священного союза, в то время как Юнг-Штиллинг и Крюденер, руководствуясь своей особой формой благочестия, настроили его общий тон. Гейгер указывает, что эти немецкие влияния способствовали формированию четырех важных элементов союза.

Первым из них был экуменизм, который не могли принять де Местр и другие католики, видевшие в религии столп общественного порядка. Однако правители крупнейшего в Европе православного, крупнейшего протестантского и крупнейшего католического государств (Александр I, Фридрих Вильгельм III Прусский и Франц I Австрийский) подчеркнуто символическим жестом заключили союз (подобная мечта вдохновляла Роксандру на создание межконфессионального монастыря). Вторым элементом было утверждение, что и старому режиму, и революции необходимо искупать свои грехи; виноваты во всех бедах человечества были и реакционеры, и радикалы, тогда как Шишков и Ростопчин винили лишь последних. В отличие от романтического идеализма Шишкова и Глинки, деятели «Пробуждения» не считали прошлое моделью для будущего. Напротив, они с волнением ожидали полного преобразования мира после того, как он наконец покается в своих грехах. В-третьих, воссоздавая лозунги 1789 года, дух масонских лож и обществ «пробужденных», союз требовал солидарности между разными социальными слоями. Перед лицом Божьего суда нет места сословным предрассудкам. Эта идея отразилась как в заботах Крюденер о неимущих, так и в поддержке Александром I конституций во Франции и Польше и в его планах реформы крепостного строя[381]. И наконец, в задачи союза входило закрепить законодательным путем братские отношения между странами. Отказ России от мести Франции был проявлением этой философии в духе Нагорной проповеди.