Читаем Романтики, реформаторы, реакционеры. Русская консервативная мысль и политика в царствование Александра I полностью

Для русских консерваторов это было волнующее время, принесшее вместе с тем много разочарований. Желая реализовать свои идеи, они выступали против усиливавшейся бюрократизации правительства и стремились доверить заботу о литературе членам Академии Российской, а формирование общественного мнения – «Беседе любителей русского слова»; регулировать духовную жизнь нации они рассчитывали с помощью правительственных указов. Но все это было тщетно. Их эксперименты оказались недолговечны, так как зависели от изменчивого настроения публики, задевали интересы могущественных структур (как в случае с Библейским обществом) или не удавались из-за внутренних противоречий (как в «двойном министерстве»). Как правило – за исключением тех случаев, когда они поддерживали чьи-либо интересы, защищенные государством, – программы консерваторов, по преимуществу относившиеся к духовной

сфере, трудно было воплотить в конкретные действия правительства, и потому они полагались на человеческий разум, не доверяя безличному административному аппарату. «Хороший царь» должен был нести на плечах груз управления страной, пока общество занимается самонаблюдением и самосовершенствованием; такие понятия, как «старый слог», «Священный союз» и «Древняя Русь», служили метафорами, отражавшими процесс возрождения человеческой души. Эта аполитичность предвосхищала позицию славянофилов и отличала консерваторов Александровской эпохи от бюрократов времен Николая I.

Более того, концепции, лежавшие в основе александровского консерватизма, утратили смысл после 1825 года. Дворянский консерватизм был обречен в первую очередь. В бюрократизированном Российском государстве ничьи «права» публично не обсуждались, и дворяне обосновывали свои привилегии традицией и потребностью монарха в поддержке с их стороны. Между тем основная задача реформаторского чиновничества заключалась как раз в том, чтобы покончить с устаревшими обычаями и добиться независимости короны от кого бы то ни было. Более того, события последнего времени (отмена обязательной службы для дворян, Французская революция, восстание декабристов, появление критически настроенной общественности) поставили под сомнение пользу дворянства и его лояльность и побудили монархов всей Европы, как и России, укрепить власть государства даже ценой отмены сословных привилегий. В российской жизни все большую роль играли бюрократы и интеллектуалы, покусившиеся на прерогативы дворян [Lincoln 1982: 134–135; Malia 1965: 58; Полиевктов 1918: 71, 294; Raeff 1982: 118–120; Кизеветтер 1912: 193–194], всегда казавшиеся тем незыблемыми (владение крепостными, привилегии при получении образования[539], гарантированное место в государственном аппарате). Консерваторы дворянского направления стали терять свои привилегии одну за другой под действием социальных изменений, одобрявшихся и даже поощрявшихся императором.

Романтический национализм Шишкова и Глинки оказался не в лучшем положении[540] – также отчасти из-за того, что он не мог удовлетворить потребности самодержавия и тех, кто поддерживал проводившуюся модернизацию. «Старый слог» проиграл в споре, однако внес свой вклад в образование современного литературного русского языка. Но еще важнее было то, что быстрыми темпами продолжалась европеизация: спустя полстолетия после прихода к власти Николая I крепостное право было отменено, власти, пытаясь хотя бы частично (но не слишком успешно) преодолеть отставание страны, совершенствовали народное образование, запустили полным ходом бюрократическую машину, реформировали судебную систему, ввели воинскую повинность, построили железные дороги и стали развивать промышленность. Государство стремилось установить справедливый строй, добиться социальной стабильности и культурного роста не за счет возврата к традициям предков, а сочетая европеизацию и репрессии.

Идеи Священного союза тоже не удалось воплотить в жизнь. Планы Голицына были сорваны традиционалистами, которые принимали в штыки любое отклонение от православных догм, а программа А. Стурдзы провалилась из-за того, что ее компоненты плохо согласовывались друг с другом. Традиционалистам был чужд его богословский интеллектуализм, а мистиков и католиков не устраивала его преданность православию. Легитимисты возражали против его выступлений в защиту греков, боровшихся за независимость, сам же он расходился во взглядах с либералами, которые поддерживали его в этом отношении. Идеализация сельской жизни и солидарность Стурдзы с отсталыми и не имевшими определенного государственного статуса православными народностями Юго-Восточной Европы мешали ему правильно оценить социально-политическую динамику эпохи и признать, что России необходимо было обеспечить свою безопасность[541]. Отсталость России и ее активная балканская политика стали причиной ее поражения в Крымской войне в конце жизни Стурдзы, а впоследствии и к краху Российской империи в период Первой мировой войны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное
Призвание варягов
Призвание варягов

Лидия Грот – кандидат исторических наук. Окончила восточный факультет ЛГУ, с 1981 года работала научным сотрудником Института Востоковедения АН СССР. С начала 90-х годов проживает в Швеции. Лидия Павловна широко известна своими трудами по начальному периоду истории Руси. В ее работах есть то, чего столь часто не хватает современным историкам: прекрасный стиль, интересные мысли и остроумные выводы. Активный критик норманнской теории происхождения русской государственности. Последние ее публикации серьёзно подрывают норманнистские позиции и научный авторитет многих статусных лиц в официальной среде, что приводит к ожесточенной дискуссии вокруг сделанных ею выводов и яростным, отнюдь не академическим нападкам на историка-патриота.Книга также издавалась под названием «Призвание варягов. Норманны, которых не было».

Лидия Грот , Лидия Павловна Грот

Публицистика / История / Образование и наука
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика