…Репродукция с картины Беклина «Остров мертвых» в раме фантази…
— Речь идет о знаменитой в начале века картине швейцарского художника Арнольда Бёклина «Остров мертвых» (1880). На Картине — мрачная скала, одиноко возвышающаяся среди мертвого ночного моря, и приближающийся к ней челнок с душой умершего. Мистически-тоскливое настроение, навеваемое картиной, роднит ее с живописью символистов, одним из признанных предшественников которых был Бёклин.В России это произведение и его создатель были в большой моде начиная с 1890-х гг.; данью его популярности является, среди прочего, симфоническая поэма С. В. Рахманинова «Остров мертвых» (1902). А. Н. Бенуа пишет о Бёклине: «Ныне никак нельзя себе представить, какое ошеломляющее действие производили в свое время его картины»
[Мои воспоминания, т. 1: 674]. Другой современник восклицает: «Кто не помнит засилья «Острова Мертвых» в гостиных каждого врача и присяжного поверенного и даже над кроватью каждой курсистки?» [Тугендхольд, Художественная культура Запада, 65]. Им вторит Тэффи в рассказе, специально посвященном бёклинистике: «Вчера мне повезло. Вчера я была счастлива. Я сидела в гостиной, в которой ни на одной стене не висела гравюра с картины Бёклина «Остров Мертвых»!.. В продолжение приблизительно десяти лет, куда бы я ни пошла, всюду встречал меня этот «Остров Мертвых». Я видела его в гостиных, в примерочной у портнихи, в деловых кабинетах, в номере гостиницы, в окнах табачных и эстампных магазинов, в приемной дантиста, в зале ресторана, в фойе театра…» [ «Остров мертвых»]. В сатирах на обывательский быт эта картина упоминается как функциональная часть жилого помещения, вроде окна или двери: «Выходил в гостиную и неловко крестился на крошечную иконку, повешенную недалеко от «Острова Мертвых»» [Кузмин, Прощальная середа]. Свистал. Рассматривал тупо / Камин, «Остров мертвых», кровать… [Саша Черный, Культурная работа (1910)]. Лишь полвека спустя поэт А. Тарковский изымает картину из обязательного комплекта, упоминая ее в числе забытых аксессуаров belle époque:
К кануну Первой мировой войны магия «Острова» утратила прежнюю силу. «Кажется, что картина подурнела за эти годы. Кипарисы облезли, горы расселись, лодка скособочилась и у плывущих на ней покойников спины стали какие-то подозрительные» [Тэффи, «Остров мертвых»]. Бенуа констатирует, что «искусство Бёклина удивительно устарело, оно как-то выдохлось, испошлилось именно благодаря тому успеху, который оно имело во всех слоях общества» [Мои воспоминания, т. 1: 6].
Для авангардного поколения имя Бёклина звучит уже почти одиозно, символизируя устарелый буржуазный вкус. С. Эйзенштейн вскользь говорит о «столь мало почтенной фигуре как Бёклин» [Избр. произведения, т. 2: 211]. В «Хулио Хуренито» И. Эренбурга картина Бёклина в подчеркнутом контрасте с духом времени украшает комнату телеграфистки Маруси в революционной Москве [гл. 26]. У Маяковского «Остров» фигурирует среди примет презираемого обывательского быта [Про это, Поли. собр. соч., стихи 1060-91]. Упоминание о нем в ДС принадлежит к той же развенчивающей струе.
Под «рамой фантази» (fantaisie) здесь скорее всего подразумевается рамка art nouveau (или стиля модерн, как он назывался в России): «Водяные лилии, какие-то латании с утолщенными и загнутыми в петли стеблями. Тогда все делалось в этом стиле «модерн»: пепельницы, рамки для Штука или Бёклина, спинки стульев, бордюр на обложке» [Горный, Только о вещах]. Художница В. Ходасевич вспоминает, среди прочих модных в десятые годы артефактов, репродукции Штука-Ленбаха и Бёклина в «деревянных [рамах] с металлическими золотыми или под старое серебро аппликациями в виде орхидей, водяных лилий, ирисов и даже девушек с распущенными волосами» [Портреты словами, 47]. Что именно такую «распущенную» девушку видела во сне теща Воробьянинова мадам Петухова незадолго до своей кончины, показательно в свете art nouveau, приверженность которому соавторы приписывают этой даме.