Романы Ильфа и Петрова

— Удивительная вещь, замечательная вещь, — заметил Остап, — еще сегодня утром мы не были даже знакомы… — Литературная модель этих слов Остапа видоизменена, но все же узнаваема. В XIX в. пользовалось известностью стихотворение Ф. Глинки: Странная вещь! / Непонятная вещь! / Отчего человек так мятежен? и т. д. На слова «Странная вещь, непонятная вещь», повторяемые много раз в виде рефрена, живо реагировал Пушкин в письме к Плетневу от 7 января 1831. Фраза Глинки запала в фольклорную память: в гимназиях начала XX века бытовала песенка: Странная вещь, / Непонятная вещь, / Отчего человек так потеет…, устроенная на манер «У попа была собака» [см.: Ю. Тынянов, О пародии // Ю. Тынянов, Поэтика. История литературы. Кино, 296–299]. Вероятно, между стихами Ф. Глинки и этими новейшими песенками были промежуточные звенья, которые в конце концов и легли в основу бендеровского балагурства.

34//12

«Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке… Сергей поп, Сергей поп!» — Старинная песня «Вдоль да по речке…» использовалась как строевая песня в царской армии [см.: Краснов, «Павлоны», 44; Козаков, Крушение империи, т. 2: 20,48]. Несколько строк из «канонического» ее текста по книге Чернова [Народные русские песни и романсы, т. 1: 26]: Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке / Серый селезень плывет… / Вдоль да по бережку, вдоль да по крутому / Добрый молодец идет… / Чешет он кудри, чешет он русы / Частым гребнем-гребешком… / Сам с кудрями, сам со русыми / Разговаривает…

Песня послужила основой целого гнезда переделок, как серьезных, так и глумливых, в которых сохранялся зачин Вдоль да по речке… и характерная повторяющаяся концовка «Разговариваю(е)т». Остап заискивает перед студенческой компанией, предлагая исполнить антирелигиозную переделку, известную как «Сергей поп». В ней описывалось озорство голых «комсомольцев Коминтерна» в церкви:

Вдоль да по бережку,
Бережку крутому
Ходит Сергей-поп презлой…
А во храме божьем
В виде непригожем
Комсомольцы всей толпой…
Сергей-поп в обиде:
В этаком-то виде
Только божий храм срамить!..
Ну, а комсомольцы,
Все сцепившись в кольца,
Хоровод давай водить…
Господи-Исусе,
То не в нашем вкусе,
Убирайтесь-ка вы прочь!..
К черту, пресвятые,
Все мы молодые,
Рождество ведь наша ночь!

[цит. по кн.: Комсомольский песенник, Коробейник]. Каждый куплет сопровождался монотонно скандировавшимся припевом:

Сергей поп, Сергей поп,
Сергей валяный сапог,
Пономарь Сергеевич
И дьячок Сергеевич,
Вся деревня Сергеевна,
Разговаривают…¹

[текст припева даем по пьесе Б. Ромашова: Конец Криворыльска, д. 2, где его поют марширующие по улице комсомольцы; действие пьесы — в 1926; слегка отличающийся вариант припева в кн.: Комсомольский песенник, Коробейник].

34//13

В дверях показался проводник, прижимая подбородком стопку одеял и простынь. — Аналогичный финал, типично «поездной» (проводник приступает к своим вечерним, завершающим день обязанностям) имеет рассказ Чехова «Красавицы»: «Знакомый кондуктор вошел в вагон и стал зажигать свечи».

Примечание к комментариям

¹ [к 34//12]. Эта форма припева имела, в свою очередь, ряд вариаций, как, например, «Флотская»: По волнам могучим, / По волнам холодным / Крейсер «Коминтерн» плывет. / Капитан — комсомолец, / Кочегар — комсомолец, / Все матросы — комсомольцы / Разговаривают… [Комсомольский песенник, 98].