Романы Ильфа и Петрова

Насчет последнего крика парикмахерского дела в столицах — стерильной кисточки — «Пьер и Константин» не ошибся: она упоминается в повести В. Андреева «Серый костюм» (1930, действие в 1925), где в передовой московской парикмахерской «при стрижке подтыкают за воротник кусочки гигроскопической ваты, при бритье предлагают дезинфицированные кисточки» [гл. 1]. Кисточка обыгрывается в многочисленных шутках тех лет. Журнал «Смехач» в разъяснительном эпиграфе к карикатуре сообщает: «В крупных центрах применяется, в гигиенических целях, стерилизация и обандероливание парикмахерских кисточек». Сюжет рисунка Б. Малаховского: художник пишет портрет нэпмана, тот требует, чтобы художник при изображении лица применял стерилизованные кисти [См 20.1926]. Другие mots: «Наше вам с кисточкой! С продезинфицированной кисточкой» (парикмахерское приветствие) или: «Послушайте, мастер! А нет ли у вас продезинфицированной кисточки? — Есть-с! Сей минут! Колька, добривай живей своего клиента — мне тоже продезинфицированная требуется!» [Пу 26.1926 и 02.1927].

2//4

Замолчали и горожане, каждый по-своему размышляя о таинственных силах гемоглобина. — Фраза имитирует повествовательные формулы классической прозы. Ср.: «Оба стояли… не шевелясь, глядя в землю и думая. Первого не отпускали мысли о счастье, второй же думал о том, что говорилось ночью…» [Чехов, Счастье]. «Все упорно молчали. Все думали об одном, всех соединяла одна грусть, одни воспоминания» [Бунин, На чужой стороне]. «Завтрак прошел в молчании, ибо каждый был погружен в мысли о личных неприятностях» [Диккенс, Пиквикский клуб, гл. 18].

2//5

В сиденье стула я зашила свои брильянты. — Литературные источники сюжета ДС очевидны: это рассказы о драгоценности, спрятанной в какой-то предмет, обычно — в один из серии одинаковых предметов. Тот, кто прячет, делает это в минуту опасности, убегая от преследователей, желая спасти свои сокровища от революции, войны, полиции и т. п. Позже начинается розыск драгоценного объекта, причем доступ к месту его нахождения утрачен, одинаковые предметы разрознились и разошлись по свету и т. п. Ближайшими к соавторам образцами данного сюжета должны, по-видимому, считаться новеллы Конан Дойла «Шесть Наполеонов» и «Голубой карбункул», где драгоценный камень прячут соответственно в гипсовый бюст и в зоб гуся, а также «уморительно смешная повесть Льва Лунца, написавшего о том, как некое буржуазное семейство бежит от советской власти за границу, спрятав свои бриллианты в платяную щетку» [Катаев, Алмазный мой венец; также Шкловский, Гамбургский счет]. В более широком, сказочном и мифологическом плане эта фабула родственна мотиву о дьяволе, оставившем среди людей свое имущество, часто — разрозненное, расчлененное, как стулья в ДС, и разыскивающем его (ср. историю красной свитки в «Сорочинской ярмарке» Гоголя).

Войдя в репертуар литературы, данная ситуация приобрела новую актуальность в эпоху войн и революций, когда собственникам богатств приходилось их спешно прятать до лучших времен. Мемуарист сообщает, например, о встрече в поезде в 1918 с помещицами-старушками, которые рассказали о местонахождении фамильных драгоценностей, зарытых ими под колоннами усадьбы, отнятой большевиками [На переломе, 275]. «Драгоценность, запрятанная буржуазией» (слова сторожа из ДС 40), нередко обнаруживалась много лет спустя; так, в Саратовской губернии нашли клад из 235 золотых и серебряных вещей [Ог 03.06.28].

Идея создания советского романа на сюжет «Шести Наполеонов» исходила от В. Катаева, который, по рассказу Е. Петрова, однажды вошел в редакцию газеты «Гудок» со словами: «Я хочу стать советским Дюма-отцом». Катаев предложил сотрудникам «4-й полосы» [см. ДС 24//1; ДС 29//11] быть его «неграми»: «Я вам буду давать темы, вы будете писать романы, а я их потом буду править. Пройдусь раза два по вашим рукописям рукой мастера — и готово. Как Дюма-пер. Ну? Кто желает?» Он тут же предложил несколько фабул на выбор, заявив: «У меня тьма-тьмущая всяких тем и сюжетов, одному не управиться». Одной из них была история о гарнитуре гамбсовских стульев, разрозненных по многим учреждениям и городам. «Представьте себе, в одном из стульев запрятаны деньги. Их надо найти. Чем не авантюрный роман?»

Прогуливаясь по коридору Дворца Труда, Ильф и Петров решили воспользоваться идеей Катаева, причем вначале предполагалось, что каждый из них будет писать свой отдельный роман. Затем Ильф сказал: «А может быть, будем писать вместе?… Мне понравилось про эти стулья… попробуем писать вместе, одновременно каждую строчку вместе». Так началось совместное творчество соавторов [Петров, Из воспоминаний об Ильфе; Эрлих, Нас учила жизнь].