Романы Ильфа и Петрова

С картиной… могли встретиться… технические затруднения. Удобно ли будет рисовать т. Калинина в папахе и белой бурке, а т. Чичерина — голым по пояс? — Чичерин Георгий Васильевич (1872–1936) — нарком иностранных дел СССР, музыкант и музыковед, интеллигент старой формации, чей «имидж» — профессорский, деликатный, несколько интровертированный — менее всего вязался бы с таким мачо-изображением. Сходное фантазирование по поводу вождей встречаем в очерке Н. И. Подвойского «Смычка с солнцем». Один из говорящих ратует за то, чтобы все граждане без исключения — ради солнца и здоровья — ходили в трусиках, а другой в ответ хохочет: «Ха-ха-ха! Цо ты вообрази только: Михаил Иванович Калинин, председатель ЦИК СССР, или Алексей Иванович Рыков, председатель Совнаркома СССР, принимают иностранных послов в трусиках! Ха-ха-ха!» [Ог 03.05.25]. Шутки, отражающие «демократический» стиль эпохи. С тем поколением руководителей, которое застают у кормила власти наши романы, вполне еще допускался дружеский юмор и оттенок фамильярности (ср. частое обыгрывание в прессе, стихах, карикатуре таких популярных фигур, как Семашко, Луначарский, Калинин и др.)

5//20

Мне без медали нельзя.

 — Медаль, первоначально знак отличия отставного солдата (ср. «длинный зеленый сертук с тремя медалями на полинялых лентах» на пушкинском станционном смотрителе), постепенно превратилась среди людей простого звания в символ статуса, которого искали и домогались любыми средствами. Мода на медали, погоня за ними в купеческой среде засвидетельствована в рассказах И. Ф. Горбунова и Н. А. Лейкина (1870-1880-е гг.). К концу века медали стали почти обязательным атрибутом городовых, стражников, кучеров, швейцаров и других лиц, которым по роду службы полагалось иметь внушительный вид. Это особенно касалось служителей правительственных учреждений и богатых, сановных домов: выставляя напоказ медали, слуга афишировал ранг места и хозяина. «[Придворный] кучер, одетый по-русскому, всегда был украшен медалью» [Добужинский, Воспоминания, 32]. Дачу премьер-министра П. А. Столыпина охранял «увешанный медалями старик-швейцар» [М. Бок, Воспоминания о моем отце, 173]. «Мои камердинер и шофер получили от бухарского эмира медали и были этим очень довольны» [В. К. Гавриил Константинович, В Мраморном дворце, 144]. Дворник с медалью величиной с тарелку изображен на рисунке Ре-Ми, украшающем обложку «Сатирикона» [Ст 05.1913]. Он был характерной фигурой ancien regime: «Мы видели и запомнили до конца наших дней студентов-академистов в мундирах на белой подкладке, лабазников со значками Союза русского народа, усатых дворников с медалями и шпиков в ватных пальто, узких брюках навыпуск и новых сверкающих калошах» [Никулин, Время, пространство, движение, т. 2: 65].

5//21

Белой акации, цветы эмиграции… — Переиначенная первая строка известнейшего романса начала XX в.: Белой акации гроздья душистые / Вновь аромата полны. / Вновь разливается песнь соловьиная / В тихом сиянии чудной луны…

Автором слов (впрочем, имеющих ряд вариантов) в одних публикациях называется Волин-Вольский (Тэдди), в других забытый поэт А. Пугачев. Мелодия романса (автор музыки А. Зорин; называются и другие имена) использована в популярной в белых армиях песне «Мы смело в бой пойдем»: Слышали, деды? / Война началася. / Бросай свое дело, / В поход собирайся. Припев: Мы смело в бой пойдем / За Русь святую, / И, как один, прольем / Кровь молодую. ««Белой акации» была почти гимном у войск Юга» [Шверубович, 207]. Эта песня, в свою очередь, была позаимствована красными войсками, с соответственным изменением слов: Слышишь, товарищ, / война началася. / Бросай свое дело, / В поход собирайся. / Смело мы в бой пойдем / За власть Советов, / И, как один, умрем, / В борьбе за это. [См. Мантулин, Песенник российского воина, т. 2: 9, 76; В. Билль-Белоцерковский, Луна слева. Тексты романса «Белой акации гроздья душистые» — в кн.: Песни и романсы русских поэтов; Русский романс на рубеже веков, и др.]